Улица Теней, 77

Позже, когда от него требовалось убивать, он проделывал это с, казалось бы, необъяснимым энтузиазмом. Единственный раз замялся, когда молодая женщина, ее звали Эприл, принимая его за друга, достала из рюкзака книгу Спаркл Сайкс, которую он прочитал гораздо раньше, и захотела почитать ее вместе с ним. Он процитировал несколько отрывков на память. Она пришла в восторг, найдя в нем, пусть при столь тягостных обстоятельствах, еще одного поклонника таланта Спаркл. Все, что он смог для нее сделать, так это убить быстро, ударом железной трубы по затылку.

Бездонная память Свидетеля стала его величайшим проклятием, потому что являла собой бездну, заполненную черной водой, в которой плавали тела Эприл и еще многих и многих мужчин, женщин, детей, не только тех, кого он убил, но и бессчетных других, умиравших, когда их разрубал топор чудовищной истории. Теперь он проводил дни на дне этого океана смерти, где слабенькие желтые огоньки ничего не освещали, а когда иной раз попадал в день, по-прежнему ощущал себя утонувшим.

Времени в кабинете Спаркл Сайкс, каким он был в то время, когда она писала свои книги, Свидетель провел меньше, чем ему хотелось, но, по его разумению, больше, чем он заслуживал. Потом он растаял, исчезнув из комнаты, или комната растаяла, более не окружая его.

Глава 15 Квартира «2-А»

Уинни не слушал музыку, когда читал, потому что музыка напоминала ему об отце, а отцу не нравилось, что Уинни очень уж много читает. Отец хотел, чтобы он занимался другим, к примеру, присоединился к школьной команде рестлеров. Разумеется, для четвероклассников никакой школьной команды рестлеров не было. Во всяком случае, в школе Грейс Лайман. Хотя, судя по чудовищному портрету уже усопшей миссис Грейс Лайман, который висел в вестибюле школы, она могла бы побороться за звание чемпиона штата по рестлингу. Отец Уинни хотел, чтобы сын занимался футболом, тхэквондо, кикбоксингом, а также учился играть на мужских музыкальных инструментах, вроде гитары и рояля, но только не на флейте или кларнете. Уинни не знал, почему его отец относил одни музыкальные инструменты к мужским, а другие — для маменькиных сынков. Но одно он знал точно: если, читая, включал музыку, мысли об отце так прочно забивали голову, что он не мог сосредоточиться на книге.

Читая, Уинни никогда не включал и телевизор, но предыдущим днем, в среду, тот сам включился дважды, настроившись на сто шестой канал, который ранее ничего не показывал. И вместо помех — электронного снега — пульсирующие кольца синего света заполнили экран от центра к периферии.

Когда это случилось в первый раз, Уинни, никогда ни с чем подобным не сталкивавшийся, решил, что телик сбрендил. Попытался выключить его, но пульт дистанционного управления не сработал. Поскольку синий свет пульсировал беззвучно, Уинни продолжил чтение, в надежде, что телик выключится сам.

Минут через десять у него создалось ощущение, что телевизор наблюдает за ним. Ну, может, не сам телевизор, но кто-то каким-то образом приспособил телик для того, чтобы шпионить за людьми. Бред, конечно, и скажи он кому-нибудь об этом, его бы тут же отправили на кушетку к мозгоправу, а потом, после битвы за опеку в суде, в новый дом в Нашвилле, к его музыкальному отцу-мачо.

Поэтому он выдернул штепсель из розетки, и экран погас.

В ту же среду, только позже, вернувшись в свою комнату, он увидел, что штепсель воткнут в розетку. Вероятно, это сделала миссис Дорфман, их домоправительница. Милая женщина, но постоянно делавшая то, о чем ее не просили. При уборке всегда что-то переставляла. Скажем, фигурки «Мира драконов» расставляла, как ей нравилось. Она работала полный день, но не жила в их квартире, приходила утром и уходила вечером. А если бы жила, истерла бы все ковры, постоянно их подметая.

Короче, вчера вечером — в среду — телевизор оказался подключенным к сети. И вскоре, когда Уинни устроился с книгой, экран ожил. Как было и прежде, кольца синего света заполнили экран от центра к периферии. Они напомнили ему кольца на экранах сонаров в старых фильмах о подводных лодках, только сменившие зеленый цвет на синий.

И вновь он почувствовал, что за ним наблюдают.

А потом басовитый голос произнес из-за пульсирующих колец единственное слово:

— Мальчик.

Возможно, это слово просочилось на неработающий канал с соседнего, работающего. Возможно, речь шла о совпадении: Уинни был мальчиком, а телевизор, который вроде бы следил за ним, произнес «мальчик», а не «банан» или что-то еще.

— Мальчик, — повторил телевизор, и Уинни выдернул штепсель.

В ночь со среды на четверг он не мог крепко заснуть. То и дело просыпался, ожидая увидеть пульсирующий синим светом экран, хотя штепсель лежал рядом с розеткой.