Улица вдоль океана

— Не до шуток, Ярочка, не до шуток сейчас, — отмахнулся Пряхин.

Спирин повернул к Пряхину свою большую голову в берете-маломерке, задумчиво сказал:

— Большое это дело, Пряхин, — стимул.

У Спирина тоже не шло золото. И стихи не писались.

Непонятно, но интересно

Сергуня затормозил, да так резко, что в кузове запрыгали, зазвенели пустые бочки.

Бородатый сбежал с сопки, обогнул машину, потянул на себя дверцу: — До Кадыкчана подбросишь?

— На Кадыкчан не едем.

— А куда едешь?

— Давай садись, до трассы докатим, — сказал Сергуня, боясь, что бородатый останется и он лишится попутчика. А какая езда по тайге да сопкам в одиночестве?

Бородатый залез в кабину, кинул себе на пыльные резиновые сапоги пустой рюкзак.

Поехали.

Сергуня боковым зрением оглядел попутчика. Ничего парняга, в плечах крепко развернут, но лицом сух, а глаза женские: голубые на длинных ресницах. И интеллигент, конечно: в тайге теперь одни интеллигенты бороды отпускают. А раз интеллигент, значит, какой-нибудь студент-практикантишка или с научной экспедицией бродит.

— За провизией двигаешь?

— Да, продукты на исходе.

— От Дятла? — спросил Сергуня, знавший все окрестные шеста.

— Нет, из ущелья Лебедя.

— А чего там, на Лебеде? Я там зайцев щелкал — никого не приметил.

— Мы недавно. Неделю как стоим.

— Геолог.

— Геоморфолог.

— А чего это — морфолог? — Сергуня всегда засыпал попутчиков вопросами. А как же иначе? Иной, если его не разговоришь, так и просидит сычом либо продремлет всю дорогу.

— Ну, геоморфология — наука о форме рельефа. В данном случае мы изучаем формирование вечной мерзлоты в ущелье Лебедя. И путь движения ледников.

— А на хрена тебе ледники?

— Мне не надо, но науке надо. В этом смысле пока много неясностей.

— А науке на хрена?

Бородатый повернулся к Сергуне корпусом, внимательно посмотрел на него. Посмотрел и усмехнулся — экий гриб-боровичок! Крепкий грибок, а ростком мал: две подушки под ним и телогрейка, чтоб грудь вровень с баранкой была. От этого ноги едва до педалей достают.

— Так на хрена это науке? — опять спросил Сергуня, чувствуя, что бородатый уклоняется от разговора.

— Долго объяснять, парень. В двух словах не расскажешь.

— Валяй долго, но чтоб интересно, — разрешил Сергуня.

Бородатый снова повернулся к нему. Настоящий гриб-боровичок: рожа круглая, ушки прямо к голове приросли, а на ней жидкие волосенки гладенько на пробор зачесаны. Руки, правда, в кистях широченные, баранку мертво держат.

— Слушай, а ты мне можешь объяснить: зачем тебе; например, машину водить? Кому это нужно? — В глазах бородатого заиграли смешинки.

— Как это — кому? Артели, известно, — пояснил Сергуня.

— Какой артели?

— Старательской. Мы на Ленивом ключе моем, слышал про такое? Про нас даже песню сложили: «Весна пришла — старатель на Ленивом торжествует: разут, раздет и в ус не дует.»

— Ну, насчет «разут, раздет» сомневаюсь. Мы еще в Москве о ваших заработках, наслышались.

— Так ты москвич?

— Да, из МГУ.

— Это как на русский перевести?

— Московский госуниверситет. Мы — комплексная научная экспедиция, — сказал бородатый, пряча в угольной бороде усмешку. И спросил: — Понятно?

— Непонятно, но интересно, — ответил Сергуня своей любимой присказкой. (Кто бы и когда ни бросил ему это слово «понятно», Сергуня отвечал только так.) И продолжал: — А насчет копейки ты прав — у приисковых от наших заработков слюнки текут, в рот не попадают.

— Почему же так? Ведь те и другие золото моют.

Сергуне не раз задавали этот вопрос разные попутчики, и он привык пространно отвечать на него. От частых повторов он выучил этот свой ответ назубок, так что получалось что-то вроде лекции.

— Как мыть, что мыть, для чего, мыть, — начал Сергуня. — Приисковый на окладе сидит, хоть тот же бульдозерист. Пускай у него сдельщина, пускай переработка, а все равно за положенную шкалу он в заработке не прыгнет. Тут и выгода своя конечно есть. Скажем, простой по не зависящим от него причинам — ему одинаково копейка бежит. А старатель — другой коленкор. Он вольный приноситель: принес кило металла — за кило получи, дулю с маком принес — шиш получай. Потому старатель по двадцать часов на понуре горбится. Храпанет пожрет — и по новой к родненькой бежит-спотыкается. Обоюдный интерес в полной мере соблюден. Государству золото требуется? Факт. Артельщик его дает. Артельщику копейка требуется? Факт. Он свое получает. Все на добровольных началах, по желанию трудящихся.

— Хитрая механика, — сказал бородатый — И все-таки эту лавочку когда-нибудь прикроют.

— Прикроют — назад откроют. Уже пробовали. Попробовали и смекнули: невыгодно артель побоку.

— Кто же это смекнул?

— Как кто? Государство, известно.

— А государству выгодно такие деньги платить?

Подобный вопрос тоже задавали Сергуне разные попутчики. Сергуня умел и на него ответить.