Улица вдоль океана

Барыгин почувствовал полное бессилие перед этой толпой женщин. Он видел перепуганные лица, орущие рты, видел и понимал, что сейчас что бы он ни сказал, что бы ни сделал — все напрасно. Кто-то из них — может, старуха Этынкай, пришептывавшая днем над убитой нерпой, может, Гиуне, которая усерднее других тянула из воды вельбот, может, миловидная жена Калянто, может, еще кто-то вспомнил минуту назад о духе Келлы, и страх перед Келлы всех поразил, как столбняк. Темный, неосознанный страх, который веками жил в их предках, замутил сознание людей, и сейчас бессильны всякие увещевания и разумные Доводы.

И все-таки Барыгин пытался что-то сделать.

— Товарищи женщины! Никто никого не заставляет идти на вельботе! — напрягая горло, уже не говорил, а хрипел он, — Идут те, кто сам желает!

Его голос потонул в женском крике. Вельбот уже был вытащен на берег, и даже нос его не касался воды, но женщины продолжали волочить его дальше.

Мужчины вели себя странно. Они стояли плотной молчаливой стеной, словно их нисколько не касалось, что Делают их жены, и эта мужская стена отступала назад, по мере того, как вельбот продвигался по суше.

И вдруг на помощь пришел Ким. На сей раз руки Кима были свободны от книжек, и этими огромными ручищами он начал оттаскивать от вельбота женщин.

— Глупые женщины, зачем мешаете? Пока вы языками болтаете, Еттувье пойдет нерп кормить!.. Пусти руки, Гиуне! — приговаривал он, расталкивая женщин. — Я сам пойду за Еттувье!.. Никакого Келлы нет! Один предрассудок, религия!

Этого было достаточно. Мужская стена дрогнула, раскололась, и часть мужчин присоединилась к Киму. Они бесцеремонно хватали женщин за плечи, за руки, отталкивали в сторону. Теперь уже кричали и ругались мужчины, и громче всех — Пепеу.

— Ты как знаешь, что Келлы нет? — наскакивал он на Кима. — Почему говоришь — Келлы нет? Я Келлы видал — ты не гадал! Я зимой на море в трещину падал, меня Келлы забрать хотел, потом отпустил!

— Никакого Келлы нет! — с завидным спокойствием отвечал Ким. — Я в книжках читал, ты читать не умеешь!

— Пускай твои книжки дети читают! Я книжки читать не хочу! Доктор в районе про Келлы не говорил, доктор говорил: Верхних людей нету!

Меж тем мужчины волокли вельбот к воде, упираясь руками в корму и нажимая плечами на борта.

В суматохе никто не услышал постукивания мотора. И только когда лодка выскочила из-за поворота берега и мотор застучал сильнее, все увидели ее и сидевших в ней людей.

Моторка быстро скользила по воде, нацелив высоко задранный нос на далекое черное пятно в океане.

— Это моя лодка! Моя Ротваль поехала! — узнал свою лодку и свою дочь бригадир Тынеску.

В следующую секунду Тынеску был уже в вельботе, а через минуту вельбот, подхваченный десятками рук, плюхнулся, тяжело охнув, в воду. Калянто дернул за шнур, руль-мотор завелся с первого оборота.

Тынеску не ошибся. Когда люди побежали за веслами к руль-моторами, Лидочка Ротваль и Лена Илкей тоже побежали. Весла и мотор лежали в сарае: Лидочка распорядилась:

— Давай этот мотор брать, на лодке моторной сами поедем. Быстрей других Еттувье заберем.

Лодка стояла совсем близко — сразу за сараем, на берегу. Вдвоем они быстро управились. Лидочка завела мотор, села за руль, и лодка понеслась по океану; взбивая высокую тучу холодной водяной пыли.

Вельбот не догнал моторку. Люди, оставшиеся на берегу, в тревожном молчании наблюдали, как моторка, уменьшаясь на глазах, приближалась к темному пятну, подсвеченному низким оранжевым солнцем, пока сама не превратилась в темное пятно и пока оба пятна не оказались рядом. Потом одно пятно совсем пропало, а другое стало увеличиваться и приближаться — моторка возвращалась к берегу. Сблизилась с вельботом, остановилась. Вельбот и моторка сошлись бортами, развернулись, и высокий борт вельбота закрыл от глаз, моторку.

Когда Лидочка и Илкей, отогнав на место лодку, прибежали на причал, полуживой и окоченевший Еттувье лежал на брезенте под кручей. Еттувье откачали еще на вельботе. Теперь его раздели догола и растирали спиртом.

Все эти манипуляции не нравились Пепеу.

— Зачем спирт портить? — возмущался он. — Еттувье клизма делать надо! Доктор Антона Филиппа всем больной клизма делал!

Когда Еттувье открыл, наконец, глаза, бессмысленно повел красными белками и выдохнул остатки зеленоватой воды, фельдшер Павлов приказал:

— Прикройте его телогрейками, понесем в медпункт.

Все двинулись вслед. Все хотели знать, что будет с Еттувье и что вообще будет дальше.

Ким шел вместе со всеми, и под мышкой у него снова были книги. Очутившись, рядом с Пепеу, он сказал ему:

— Так, значит… Ты говорил — Келлы есть. Как теперь говорить будешь?

— Ты Келлы не видал — я видал. Твои книжки не знают. Ты их в печку клади — огонь будет, — отрезал Пепеу.

Заметив впереди Лидочку Ротваль и Лену Илкей, Ким догнал их.

— Так, значит… Молодец, Ротваль. Ты тоже молодец, Илкей. Вы первые Еттувье спасали. Вам Калянто будет премию давать.

— Пусть дает, — не отказалась от такой посулы Лидочка. — Я чулки шелковые куплю и духи «Сирень» куплю. А ты себе что купишь? — спросила она Лену.