— Действия и решения, которые мы все принимаем, будут влиять не только на нас, но и на все известные нам во вселенной цивилизации в течение тысячелетий, — Раскин обвел взглядом Верона и Улла, напоминая им, что поставлено на карту.
— Тогда давайте убедимся, что мы сделали правильный выбор, — сказала Триша и посмотрела на Верона. — Это был долгий день. Я хотела бы знать, где меня разместят.
— Я покажу тебе, — сказал Улл, прежде чем Верон успел среагировать и зашагал прочь.
— Увидимся на утреннем приеме пищи, — сказал Раскин, слегка поклонившись ей. — Спокойного вам отдыха, представитель Берк.
— И вам тоже, министр Раскин. Капитан Верон, — Триша кивнула обоим мужчинам, прежде чем двинуться в след за Уллом, который остановился у двери ангара, когда понял, что она не сразу последовала за ним. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но тут же захлопнул его и снова зашагал.
Улл быстро шел по пустым коридорам «Искателя». Он хотел увести Тришу подальше от других мужчин. Ему не нравилось, что они разговаривают или смотрят на нее. Особенно ему не нравилось, когда это делал кализианец. Кализианцы имели большие проблемы с продовольствием, их выживание напрямую зависело от торнианцев, но министр он или нет, Раскин не сможет обеспечить Тришу должным образом.
А вот он мог бы это сделать. Когда-нибудь он станет лордом, и если Триша выберет его, он сделает все, чтобы она никогда ни в чем не нуждалась.
— Я не собираюсь бежать, чтобы не отставать от тебя, — сказала она ему раздраженным голосом.
Оглянувшись через плечо, Улл обнаружил ее на значительном расстоянии позади себя.
— А…
— Торопишься избавиться от меня, потому что я тебя разозлила. Да, я знаю, но это не значит, что я позволю тебе так со мной обращаться. Ты почти на фут выше меня. Если ты не хотел провожать меня в мою комнату, то должен был позволить это сделать капитану Верону.
— Я вовсе не это имел в виду, — проворчал он. — Я собирался извиниться. Я не привык ставить чужие нужды выше своих собственных.
— Да, я уже это поняла. Должно быть, здорово быть первым отпрыском лорда и никогда не слышать, как кто-то говорит тебе, что ты — мудак.
Это слово заставило его мысленно вернуться к разговору с королевой Лизой.
Даже Эша генерала Рейнера согласилась с тем, что он «мудак». А это слово, как он узнал, означало недостойного и непригодного самца, который использовал женщин для своей собственной выгоды.
Он не видел Тришу такой или не хотел ее видеть.
— Я… я только недавно это понял, — наконец признался он.
— Понял что? — спросила она.
— Что меня никогда не обвиняли во многих моих поступках, потому что я был первым отпрыском лорда.
— Серьезно? И сколько же на это ушло у тебя времени, сколько тебе лет? — потребовала она ответа.
— Мне двадцать пять циклов.
— Неужели? — она была удивлена, что он всего на год старше ее. — Значит, тебе понадобилось двадцать пять лет, чтобы понять, что ты обладаешь привилегиями?
— Я всегда знал, кто я, — признался он, — но я никогда не осознавал, что это давало такой большой эффект до…
— До каких пор?
— До тех пор, пока я не узнал, что два моих младших брата подвергались жестокому обращению и насмешкам, — он все еще не мог поверить, что не знал, что происходит.
— Два? Что? Я думала, у тебя только один брат. Янир.
— У меня есть три брата, — сообщил он ей.
— Но я думала…
— Я бы предпочел не обсуждать это здесь, — повернувшись, он вновь пошел по коридору, но гораздо медленнее. Сделав еще один поворот, он остановился перед одной из серых дверей, приложив ладонь к небольшой панели, после чего та скользнула в сторону. — Здесь будут твои покои.
Триша вошла внутрь и обвела взглядом комнату. Ее стены были такими же тускло-серыми, как и дверь, как и диван, стол, стулья и письменный стол. В комнате не было ни уюта, ни цвета, ни тепла. Неужели торнианцы живут именно так? Лиза должна была возненавидеть это.
— Не могла бы ты приложить свою ладонь к панели доступа? — он указал на точно такой же дисплей, что был и на двери снаружи. Как только она это сделала, он ввел код, и панель начала светиться под ее ладонью.
— И что сейчас произойдет? — хотя Триша ничего не почувствовала, после всего, что случилось в этот день, она не хотела рисковать.