Шло время. В Ульмигании наступила та отвратительная пора, когда холодные туманы чередуются с промозглым западным ветром, а бесконечные дожди сменяет мокрый секущий снег. Когда деревья, вяло сопротивляясь ураганам, жалко трепещут ветками, а птицы и грызуны жмутся к человеческому жилью.
Барстуки, надежно законопатив входы в свои норы мхом, завалились в редко прерываемый сон. Правда, не все. Часть из них, позевывая и моргая от недосыпу глазами, все еще возилась в Тависке, заканчивая перестройку нескольких залов, сводившуюся в основном к углублению полов и переделке мебели под размеры нового короля. Еще две сотни карликов, набранных из охотников Самбии, Вармии и Натангии, усиленно обучались приемам владения мечом и военной науке под началом самого Гянтара.
Он почти совсем пришел в себя. «Почти», потому что хоть его физическое состояние и приводило в восторг барстуков, с обожанием взиравших, как послушна сталь их королю, сказать то же о его душе было нельзя. Часто он задумывался, и тогда взгляд его застывал, а мысль блуждала в каких-то далях, и трудно было вывести Гянтара из оцепенения.
Барстуки заметили, с какой тревогой следит за мужем в такие мгновения Виндия, старавшаяся всегда быть рядом. Ни то, ни другое не казалось карликам необычным. Странности в поведении короля легко объяснялись его божественным происхождением, а постоянно настороженное присутствие Виндии — ее любовью к нему. Барстуки и сами полюбили короля, вполне поверили в легенду о духе Гянтаре и привыкли покорно ждать, когда он вернется из задумчивости и обратит на них внимание.
А королю Гянтару часто было не по себе. Он знал, что когда-то летал над землей, сражался с драконами, помнил ту вспышку молнии, которая расколола сосну… Виндия рассказала, с каким трудом ей удалось вызвать его из куска янтаря и дать живое тело. И все же…
Иногда что-то, неуловимым дуновением коснувшись — обрывком запаха, далеким звуком, неожиданным блеском куска позолоты, — вызывало мучительное ощущение потери. И Гянтар замирал в надежде поймать ускользающую нить призрачного напоминания о чем-то, то ли забытом, то ли незнаемом.
У него не было снов. Иногда, впрочем, что-то похожее на сновидения подступалось к нему ночью, но, еще не успев разобрать — что же это было? — он просыпался и видел перед собой большие внимательные глаза Виндии.
— Что, милый, — спрашивала она, — тебя что-то потревожило?
— Нет, — отвечал он, успокаиваясь, прижимался к ее гибкому телу и засыпал.
Вот эти проблески в его полностью обновленном сознании, слабые искры, которые невозможно погасить до конца, это было единственным, что беспокоило Виндию. Все остальное шло как нельзя лучше.
Виндии было известно, что Крива, увлекшись разорением Польши, посылает туда дружину за дружиной и ему не до таких мелочей, как сгинувший где-то на косе славянин и жившая там же, в Паустре, мятежная вайделотка. А узнать ему о переменах в мире барстуков было не от кого, поскольку не занятые в Тависке карлики залегли в спячку. Того же единственного, кто так стремился к золотой шапке короля и дружбе с Кривой, настигла страшная смерть. В самом начале зимы к нему в нору забралась гигантская гадюка и сожрала его со всеми домочадцами. Гадюка напомнила барстукам самые жуткие саги о временах драконов и Анге[87]
и уползла, не тронув больше ни одного жилища. Старейшиной Самбии стал Гунтавт, и Виндия с этого момента была уверена, что до весны, пока не кончится спячка карликов, никому из людей не станут известны ее планы. Нет, она не собиралась объявлять войну пруссам, слишком хорошо понимая, чем это может кончиться. Но весной, когда тысячи карликов наводнят Самбию, заперев Криву в его логове, Виндия предъявит Ульмигании короля Гянтара — великого воина божественного происхождения, ее сына и мужа. Короля, достойного править священными землями белых великанов, чтобы возродить былое величие страны.Она слишком многого лишилась, связав себя с человеком, но теперь не жалела об этом. Чего стоит бессмертие, если приходится влачить его в пустыне? Теперь Виндия была смертна и не знала своего часа, но у нее оставалось Знание, и она могла его употребить.
Время шло. Слякоть сменялась морозами, а их, в свою очередь, сдувал морской ветер. Потом он слабел, и холод вновь сковывал землю.
Прусские витинги ненадолго появлялись в своих деревнях, лечили раны, делили добычу и снова уходили на юг. Гянтар занимался в Тависке с барстуками в кожаных охотничьих шапочках воинскими искусствами. Виндия, не спуская с него глаз, обдумывала планы, величия которых пока никому не дано было знать.
Так прошла зима.
Напряглись на деревьях почки, зазвенели, радуясь высокому солнцу, синицы, барстуки все чаще открывали входы в норы, проветривая жилища. Их жены и дети прогуливались по лесу, выискивая свежую поросль кислицы. Под корой деревьев быстрее начали двигаться соки, а в жилах тварей беспокойнее бурлила кровь. До собрания Совета старейшин оставалось меньше месяца. И вдруг, поддавшись общему весеннему нетерпению, Виндия резко изменила своим планам, решив поторопить события.