— Вы не имеете права его оприходовать, пока я не проверю его анкетные данные, — сказал толстый полковник-усач. Он придвинул вплотную к лицу Йоссариана свою просторную розоватую физиономию, от которой веяло нестерпимым жаром, словно от огромной раскаленной сковороды. — Ну-с, где вы впервые увидели свет, дружище?
Толстый полковник-усач напоминал Йоссариану того полковника, который допрашивал капеллана и признал его виновным. Йоссариан смотрел на него, будто сквозь тусклую пленку. Густой сладковатый запах спирта и формалина повис в воздухе.
— В окне, — ответил Йоссариан.
— Да нет, я не о том. Где вы родились?
— В постели.
— Нет, нет, опять вы меня не поняли.
— Дайте-ка я займусь им, — потребовал остролицый человек с запавшими ехидными глазами и тоненькими злыми губами. — Ты долго будешь дурачком прикидываться? — спросил он Йоссариана.
— Он бредит, — сказал один из докторов. — Может быть, вы разрешите отправить его в палату? Ему нужен уход.
— Раз бредит, пусть лежит здесь. Глядишь — и проболтается в бреду.
— Но из него хлещет кровь. Разве вы не видите? Он, чего доброго, еще умрет.
— Туда ему и дорога.
— Так и надо вонючему мерзавцу, — сказал упитанный полковник-усач. — Ладно, Джон, давай-ка шевели языком. Выкладывай все, как есть.
— Меня зовут Йо-Йо.
— Нам хочется, чтобы ты с нами сотрудничал, Йо-Йо. Мы твои друзья, и ты должен нам верить. Мы пришли помочь тебе. Мы тебя не тронем.
— Давай ткнем ему в рану пальцем, — предложил остролицый.
Йоссариан опустил веки, притворившись, будто потерял сознание.
— Ему дурно, — услышал он голос доктора. — Нельзя ли, пока не поздно, оказать ему помощь? Он действительно может скончаться.
— Ладно, забирайте его. Будем надеяться, что мерзавец и вправду загнется.
— Вы не имеете права приступать к лечению, покуда я его не оприходую, — сказал писарь.
Йоссариан лежал как мертвый, и писарь, пошуршав бумагами, оприходовал его тело. Затем Йоссариана плавно вкатили в душную темную палату, где запах спирта и формалина чувствовался еще сильнее, а из мощной лампы над головой отвесно падал слепящий столб света. Густой навязчивый запах опьянял. Звякнуло стекло, и повеяло эфиром. Тайно злорадствуя, Йоссариан прислушивался к хриплому дыханию врачей. Его веселило, что они думают, будто он без сознания и ничего не слышит. Все, что они делали, казалось ему сплошной глупостью, пока наконец один из них не сказал:
— Послушай, а стоит ли спасать ему жизнь? Те типы, пожалуй, не погладят нас за это по головке.
— Давайте оперировать, — сказал другой доктор. — Вспорем ему живот и раз и навсегда установим, что у него там за болячка. Он без конца жаловался на печень. На этом рентгеновском снимке печень у него довольно маленькая.
— Да это поджелудочная железа, болван! Печень вот где.
— Ничего подобного — это сердце. Готов поспорить, что печень — вот она. Сейчас вскрою и выясню. Кажется, сначала надо помыть руки?
— Не нужна мне ваша операция, — сказал Йоссариан, открывая глаза и делая попытку сесть.
— Смотри-ка, снова голос из провинции, — презрительно усмехнулся один из врачей. — Как бы заставить его заткнуться?
— Можно дать ему общий наркоз. Эфир под рукой?
— Не надо мне ваших наркозов, — сказал Йоссариан.
— Опять голос из провинции, — сказал доктор.
— Давай дадим ему общий, и он утихомирится. Тогда мы что захотим, то и сделаем.
Они дали Йоссариану общий наркоз, и он утихомирился. Очнулся он в отдельной комнате, умирая от жажды, преследуемый запахом эфира. У кровати сидел подполковник Корн в шерстяной мешковатой грязно-оливковой форме и терпеливо дожидался, когда Йоссариан придет в себя. Любезная, флегматичная улыбка блуждала на его коричневом, давно не бритом лице. Кончиками пальцев он мягко постукивал себя по лысине. Как только Йоссариан раскрыл глаза, подполковник Корн, посмеиваясь, наклонился над ним и заверил, что их сделка остается в силе, если, конечно, Йоссариан не умрет. Йоссариана начало рвать. При первых же спазмах подполковник Корн вскочил на ноги и, морщась от отвращения, пулей выскочил вон, а Йоссариан, подумав, что нет худа без добра, снова впал в удушливую дремоту. Чьи-то жесткие пальцы грубо вернули его к действительности. Повернувшись, он открыл глаза и увидел незнакомого человека с гнусным лицом. Презрительно-насмешливо скривив губы, незнакомец похвастался:
— Попался нам твой приятель, дружок. Попался он нам в лапы.
Йоссариан похолодел, его прошиб пот. В голове все поплыло.
— Какой приятель? — спросил он, когда увидел капеллана на том месте, где только что сидел подполковник Корн.
— Может быть, это я — ваш приятель? — ответил капеллан.