– Сравнительно молодой… Ему не будет даже тридцати пяти. Весьма пригож собой, с барскими манерами, владеет языками. Невероятным образом действует на барышень… К этому у него невероятный талант. Но я бы очень не хотел связываться с таким типом, он мне сразу дал понять, что если я не найду денег вовремя, то мой труп всплывет где-нибудь в Обводном канале. И знаете, мне отчего-то легко в это поверилось. Так что следовало отыскать деньги побыстрее.
– Выходит, вы с самого начала знали о том, что будет ограблен банк?
– Знал. Я рассказал ей, как следует отключить сигнализацию. Но потом Анна сказала, что можно провернуть такой вариант, когда все деньги достанутся нам…
– Ага… Она предложила вам напечатать фальшивые процентные бумаги?
– Именно так.
– Как же она узнала о вашем пристрастии?
Смутившись, Савицкий признался:
– Беру грех на душу… Как-то я рассказал ей о том, что баловался изготовлением фальшивых денег…
– Дальше, – поторопил Виноградов.
– Я достал несколько образцов процентных бумаг и начал изготавливать копии. Через пару недель у меня была отпечатана первая партия процентных бумаг.
– Кто будет вскрывать сейф, вы знали?
Савицкий отрицательно покачал головой:
– Не знал. Анна сказала, что сама подыскала этих людей, но знакомить меня с ними не стала. Но теперь понимаю, что одной провернуть такое дело ей не под силу. За ней кто-то стоял!
– Где она может быть?
– Понятия не имею! – в отчаянии воскликнул Савицкий. – Не исключено, что она находится где-нибудь на полпути в Париж!
– А вот это вряд ли! – убежденно отвечал Виноградов. – Уведите его в кутузку.
– Слухаю, – вытянувшись, отвечал надзиратель.
– Срочную служил? – насупился Виноградов.
– А то как же, ваше высокоблагородие. Как и полагается.
– А кто же тебя тогда учил «слухаю» говорить, дурья башка! – беззлобно отвечал Григорий Леонидович. – Нужно отвечать: «Так точно, ваше высокоблагородие»! Уразумел?
– А то как же! – обиженно поджал губы детина. – Уразумел.
Махнув рукой, Григорий Леонидович произнес:
– Ладно, ступай.
Подъехав на Мещанскую улицу, Виноградов распорядился:
– Вот что, братец, останови нас около этого дома.
– Как скажете, ваше высокоблагородь, – охотно отвечал кучер, натягивая вожжи. – Я вашу милость и в Тмутаракань могу отвезти, – охотно пообещал он, – главное, чтобы уплачено было.
– А вот в Тмутаракань не надобно, братец, – заверил Григорий Леонидович, – как-нибудь без того обойдусь.
Виноградов в сопровождении Краюшкина сошел на брусчатку и, поколачивая тростью базальтовую поверхность, вышел к зданию, где всего лишь несколько дней назад прятались злоумышленники. Теперь, не в пример прошедшему дню, улица выглядела пустынной, если, конечно же, не считать пивной, где мужики, вооружившись батареями кружек с разливным пивом, размеренно постукивали пересушенной воблой о край стола. Лица одухотворенные, какие можно повстречать разве что еще в церкви.
Но лоточники с газетчиками исчезли, как если бы их не было вовсе. От их недолгого пребывания остались разве что рваные газеты, которые теперь нещадно трепал набежавший ветер. Да еще пара горстей семечек у парадного подъезда, оброненных в суматохе. Глянув на окна третьего этажа, Григорий Леонидович увидел, что занавески распахнуты, а на подоконнике, растопырив листья во все стороны, стояла герань.
Ничего не изменилось, все в точности, как и было оставлено.
Виктор Краюшкин топал рядом, едва не касаясь плечом Виноградова. Как и подобает праздному гуляке, безделья ради кончиком трости он цеплял обрывки бумаг.
– И все-таки, куда исчезли процентные бумаги? Ведь никто из дома их не уносил, а за подъездом было установлено круглосуточное наблюдение.
– А вам не приходила такая мысль, что деньги где-то до сих пор лежат в одной из квартир здания? – спросил Краюшкин. – Причем они должны быть где-то вблизи той квартиры, где прятались медвежатники.
– И где именно, по-вашему, должны располагаться процентные бумаги?
– Мне думается, что, скорее всего, в одной из пустующих квартир, где давно никто не проживает.
– А знаете, вы ведь правы, – легко согласился Виноградов. – Давайте поинтересуемся у швейцара.
У входа в подъезд их встречал все тот же швейцар с длинной окладистой бородой, в которую длинными серебряными нитями вкралась седина. Осанка прямая, благородная, взгляд направлен поверх голов. Обычно так на необстрелянных новобранцев посматривает боевой генерал, за плечами которого не одна военная кампания.
– Послушай, голубчик, – заговорил Виноградов. – Я начальник сыскной полиции Григорий Леонидович Виноградов…
– Кто же вас не знает, ваше высокоблагородие! – заверил швейцар.
– Прекрасно! Ты мне вот что скажи, батенька, сколько квартир в вашем подъезде?
– Восемь.
– А сколько из них пустующих?
– Одна, ваше высокоблагородие.
– Кто там проживал?
– Купец Ксенофонтов. Как жена у него померла три года назад, так он в Париж и съехал. Сказывают, сошелся он там с какой-то престарелой мадам, вот и держат теперича совместное хозяйство.
– Значит, в квартире никто не проживает?
– Никто, – уверенно проговорил швейцар, – ежели бы кто там проживал, так я бы непременно знал.