Уловка «Прометея»

– Это не очень-то похоже на честный бой, – произнес он с нарочитым спокойствием.

Китаец улыбнулся, вскинул руку и прицелился Брайсону в живот. Но в тот самый миг, когда его враг снял пистолет с предохранителя, Брайсон внезапно рванулся вперед и извернулся, пытаясь высвободиться из рук солдат – а потом уже можно будет…

Раздался негромкий кашляющий звук, больше всего похожий на треск, и посреди широкого лба Анг Ву появилось маленькое красное отверстие, напоминающее набухшую слезинку. Анг Ву мягко, словно пьяный, осел на пол.

– Эй! – воскликнул один из охранников и развернулся – и в это же мгновение вторая пуля попала ему в голову. Второй охранник завизжал, схватился за оружие, а затем рухнул с простреленной головой.

Внезапно оказавшись на свободе, Брайсон бросился на пол, перекатился в сторону и попытался оглядеться. Футах в двадцати над полом располагался стальной мостик, и вот на этот-то мостик из-за бетонного столба вышел высокий, осанистый мужчина в темно-синем костюме. В руке он держал «магнум» калибра 0,357 с навинченным на ствол глушителем, и из дула поднималась струйка дыма. Лицо мужчины находилось в тени, но Брайсон не мог не узнать эту тяжелую поступь.

Осанистый мужчина бросил «магнум» Брайсону.

– Лови!

Ошеломленный, ничего не понимающий Брайсон подхватил пистолет на лету.

– Приятно видеть, что ты еще не утратил прежних навыков, – произнес Тед Уоллер и принялся спускаться по лестнице. Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что в его взгляде сквозит веселье, – но это не соответствовало действительности. Уоллер произнес, почти беззвучно: – А вот теперь начинается самое сложное.

Глава 22

Сенатор Джеймс Кэссиди увидел заголовок статьи в «Вашингтон таймс» – там упоминалось о жене сенатора, о ее аресте, связанном с наркотиками, и о возможных препятствиях на пути правосудия – и не стал читать дальше. Итак, в конце концов его потаенная, неизбывная боль, которую он изо всех сил старался скрыть от хищного взгляда газетчиков, стала всеобщим достоянием. Тщательно хранимая тайна выплыла наружу. Но как это произошло?

Кэссиди прибыл к себе в офис в шесть утра – намного раньше, чем обычно, – и обнаружил, что все его ближайшие помощники уже сидят там и выглядят такими же бледными и обессиленными, как и он сам. Первым, не тратя время на вступление, заговорил Роджер Фрай:

– «Вашингтон таймс» охотилась на вас много лет. Но к нам уже поступило не меньше сотни звонков из других средств массовой информации. Все они тоже пытаются докопаться до вашей жены. Это результат подковерной возни, Джим. Я не могу это контролировать. И никто из нас не сможет.

– Это правда? – спросила Манди Грине, пресс-секретарь сенатора. Манди было сорок лет, и из них последние шесть она работала на Кэссиди, – но сейчас от потрясения и беспокойства она выглядела куда старше, чем обычно. Кэссиди не помнил, чтобы Марди когда-либо прежде теряла спокойствие. Но нынешним утром ее глаза покраснели и припухли.

Сенатор переглянулся со своим руководителем группы поддержки; значит, Роджер ничего не рассказал остальным.

– Что именно они говорят?

Манди взяла было в руки газету, но тут же гневно отшвырнула, да так, что та полетела через весь кабинет.

– Что четыре года назад вашу жену арестовали за покупку героина. Что вы позвонили кому надо, договорились об услуге, и в результате обвинение сняли, а факт ареста замяли. «Кто препятствует правосудию?» – это они вынесли в подзаголовок.

Сенатор Кэссиди молча кивнул. Он уселся в свое большое кожаное кресло и, на мгновение отвернувшись от сотрудников, уставился в окно, сквозь которое сочился тусклый свет облачного вашингтонского утра. Репортеры еще вчера предприняли попытки поговорить по телефону с сенатором и его женой, но их звонки оставались без ответа. И все же из-за них Кэссиди чувствовал себя паршиво и почти не спал.