Улпан ее имя

Но, если подумать, – а вдруг волостные управители и влиятельные бии всех трех жузов[14] изберут Кенесары ханом. Может быть, правительство царя тоже его признает? И тогда управление степью отойдет к нему? Может ведь и так случиться. Хотя сомнительно. Власть хана ныне – не очень жизнеспособная власть. Народ измучен беспрерывными кровавыми набегами, доведен до отчаяния… Люди уже готовы отречься от Кенесары, а пока что повторяют чьи-то горькие слова: «Самое большее, Кенесары проживет до ста лет, а там, бог даст, сдохнет».

Рябой черный великан, с его умом, все это понимает и недвусмысленно ставит ага-султана, чингизида по происхождению, перед выбором: или, как ага-султан, возглавь борьбу народа против Кенесары, или открыто перейди на сторону родича. С тем, чтобы предъявить такое требование, Есеней и приехал в ставку раньше назначенного времени.

А ага-султан продолжал колебаться. Конечно, человек, назначенный на его пост, к тому же имеющий чин майора, должен был первым подняться против мятежного Кенесары. Но как решиться на это?.. А Тлеумбет-бий, тоже сидящий на почетном месте, настаивает, вкрадчивый шепот его вползает в уши: ты торе, ты ханского рода, твое место рядом с Кенесары… Но как пойти на это?

Есеней посчитал нужным добавить:

– Твой родич Кенесары стянул тысячи сарбазов к землям керей-уаков. Хочет на днях начать наступление. Я не боюсь сказать, что мы тоже не сидим сложа руки, и еще посмотрим, чья возьмет. Ясно одно, на этот раз одна из сторон попросит пощады. Я приехал сказать, чтоб ты знал это.

Ага-султан опять не ответил, и Тлеумбет-бий решил, что хватит отмалчиваться, пора и ему сказать слово. Он обратился к главному своему сопернику:

– Дошла до нас одна весть, и мы не знали – радоваться нам или горевать… Будто бы главный бий Аманкарагайского округа славный Есеней стал русским хоржунщиком[15]… Нам-то все равно, лишь бы тебе было хорошо!

Спокойно выслушав Тлеумбета, он ответил:

– Ну что ж… Я могу быть благодарен своему потертому хоржуну. В нем уместилось двести сарбазов Кенесары… Но мне странно слушать вас… Вы были почтенным бием родов атыгай и караул, а теперь стали расторопным поштабаем[16] у Кенесары, по его первому кивку скачете, куда он скажет, сломя голову. Вас тоже поздравляю с новой почетной должностью.

Присутствующим не надо было объяснять, в чем колкость их слов. И чин хорунжего получил Есеней, и в боях – за три года – взял в плен около двухсот воинов и сдал их в Стап. А Тлеумбет на последних выборах лишился звания бия и состоял при Кенесары, выполняя его поручения.

Чингис в душе проклинал и Есенея, и Тлеумбета… Надо же было, чтобы они сошлись в его доме! Лучше всего тянуть, как ему удавалось тянуть до сих пор. Но если он сейчас не скажет этому настырному великану «да», тот нажалуется Сибирскому генерал-губернатору, что добрая половина большого округа, беспрестанно подвергается нападениям мятежников. Уж там, в Омске, выложит все вчистую. И жалобу есть кому подать: Турлыбек, советник, ведающий всеми шестью казахскими округами, приходится Есенею двоюродным братом с материнской стороны. Жалоба, понятно, начнется словами: «Я не один раз лично ездил к ага-султану, говорил с ним, предупреждал об опасности, но он моим словам не внял…»

И Чингис в эту минуту размышлял главным образом о том, как бы, по-прежнему не говоря ни «да» ни «нет» обеим враждующим сторонам, постараться прервать эту встречу, которая вот-вот выльется в открытую ссору.

Сам того не подозревая, ему на помощь пришел майор Бергсен, прозванный казахами Берсеном, что значит – данный, приставленный… То ли немец, то ли швед по рождению.

– Господин ага-султан, к конно-спортивным играм все готово, – четко доложил он. – И стрелки тоже готовы. Прикажете начинать?

Чингис обрадовался ему как родному:

– Сейчас, сейчас… – И обратился к своему совету: – Уважаемые бии… Когда льется много слов, истина в них потонет. Нам известно, куда тянет дым костров, разложенных и теми, и другими. Последнее слово еще будет сказано, а сейчас приглашаю вас полюбоваться военным искусством наших людей…

Так он сказал, зараженный суесловным красноречием Тлеумбета, и поднялся.

Гости тоже поднялись и следом вышли наружу.

Берсен – приставленный, так его звали не случайно. Сибирский губернатор прислал ага-султану Чингису двадцать вооруженных казаков. Для охраны. Но, конечно, и для неусыпного наблюдения – тоже.

Казаки начали с джигитовки – и показали себя мастерами. На полном скаку взлетали в седла, на полном скаку под брюхом коня переходили от одного стремени к другому. А как были вышколены кони! Только что скакали – и вдруг замирали на месте, будто вкопанные, по команде все одновременно легко валились на бок и лежали не шелохнувшись.

Есеней с завистью думал, что вот казахские кони в таком случае растерялись бы, заметались бы по сторонам, пугаясь друг друга, не слушаясь всадника…

Чингис не зря вывел своих гостей, своих советников посмотреть на игры…