Ультима

– Я не знаю, почему ты это сделала, и знать не хочу, – начал он. – Но это было не для меня, правда ведь? Ты все делаешь для себя, Джудит, или Элизабет, или как еще ты себя теперь называешь? Потому что ты всегда хотела быть суперзвездой, правда? Вся эта история со Стабсом? Это все было из-за тебя и для тебя. Ты использовала меня тогда, как, впрочем, и всегда.

– Я вернула тебе долг, – мрачно ответила я.

– Вернула, и я всегда буду тебе благодарен. Но дело не в этом. Зачем мне впутываться во всю эту историю? Они захотят узнать, откуда у меня эти материалы, откуда я тебя знаю, а я… я просто хочу спокойной жизни. Я всегда хотел именно этого.

– А зачем же тогда ты помогал мне все это время?

– Мне было тебя немного… немного жалко, я думаю. Ты хорошая девочка, где-то в глубине души. Однако я всегда чувствовал, что в тебе нет чего-то очень важного. Ну, знаешь, когда мы с тобой познакомились, все в аукционном доме считали тебя… странной.

– Потому что мне не повезло родиться в хорошей семье? Я думала, уж ты-то меня понимаешь…

– Нет, дело не в этом. Просто не хватает чего-то важного. Люди говорили, что ты смотришь на них так, будто их не существует.

Наблюдать, все время наблюдать. Подражать, угадывать, чего от меня ожидают. Так делают все, правда? Просто я… соображаю быстрее, чем большинство людей.

– Прекрати, Дейв, – выдавила я из себя, – просто прекрати!

– Хорошо. Извини. А я вот всегда думал, что ты нормальная. И когда у тебя начались неприятности, я хотел помочь тебе. Но это… это все меня совершенно не касается. Извини.

Я встала, убрала провенансы обратно в портфель, обращаясь с бумагами так же бережно, как Дейв. Потом я наклонилась к нему, посмотрела на его доброе, честное лицо и увидела в нем жалость, которая могла бы показаться невыносимой, если бы я вообще понимала, что такое «невыносимые чувства». Но мне было просто нечего сказать. Я даже не злилась: Дейв совершенно прав. Теперь он стал для меня бесполезен. Теперь он мне не нужен. Больше нам говорить не о чем.

Я выпрямилась и пошла на Сент-Джеймс, а его молчание звенело мне вслед.

Возможно, все должно было быть именно так. Мы против них, отважные поборники истины, мы должны были победить их, поймать на горячем, всех этих снобов, сволочей и карьеристов. Тех, кто считает прекрасное бизнесом, кто думает, что масляные краски могут скрыть пятна крови. Но так не бывает. Поэтому я решила в последний раз заглянуть в «Британские картины».

С девочками на ресепшен я даже говорить не стала, просто поднялась по резной лестнице в центральном холле, по той самой лестнице, по которой когда-то ходила с такой гордостью.

– Элизабет! – заулыбался Руперт, увидев своего рекордного продавца. – Как ваши дела? Чем могу быть полезен?

– Мне нужно срочно поговорить с вами. С глазу на глаз. Заприте, пожалуйста, дверь, чтобы нас никто не побеспокоил.

– Разумеется. – Он быстро прошел мимо меня, закрыл дверь кабинета на ключ, обернулся и обнаружил, что я сижу за его столом и целюсь из «каракала» прямо в его плохо работающее сердце.

Сначала он нервно захихикал, но звук скорее напоминал выпускание газов.

– Я не шучу, Руперт! Садись! – Я подвинула к нему кресло носком своей туфли на шпильке от «Сен-Лорана».

Когда он наконец втиснулся между подлокотниками, я встала из-за стола и принялась кружить вокруг него, а потом приставила дуло пистолета к толстой шее, прямо над воротником.

– Открой портфель! Достань оттуда бумаги! Взгляни на них! Если сделаешь что-то, кроме этого, мозги будут собирать с Уайтхолла еще до того, как на звук выстрела прибежит охрана! Давай!

Наблюдая за тем, как он разглядывает работу Ли, я спросила себя: неужели это и правда фальшивка? Это же идеальный Гоген, просто созданный не Гогеном.

– Вот дерьмо…

– Следите за речью, Руперт. Однако да. Согласна. Самое настоящее дерьмо. И вы вляпались по уши.

– Что вам нужно? Денег?

Надо признать, он довольно быстро уловил суть дела. Меня даже восхищала сдержанность его голоса и то, что он не стал тратить время на попытки убедить себя, что это все неправда.

– Нет.

– А что же?