Ультима

Вскоре в отель «Президент» приехал человечек в плотном пальто и кепке, чтобы помочь нам с переездом. Только когда он подошел ко мне, чтобы помочь поставить чемодан в багажник, я по запаху поняла, что это тот самый Вонючка, в дни моего заточения представлявшийся мне просто чудовищем. Было странно увидеть моего таинственного тюремщика в обычной жизни. Заурядный мужчина средних лет, такие попивают эспрессо в итальянских городах на каждом углу. Да Сильва, похоже, не собирался еще раз знакомить нас, по дороге они разговаривали немного, да еще и на совершенно непонятном диалекте, который я впервые услышала в ту ночь, когда мы высадились на берег. Перед отъездом Вонючка занес в дом несколько коробок с продуктами. Потом, когда мы впервые уселись ужинать в нашем новом доме – равиоли с артишоками, любезно оставленными для нас синьором Раной и сваренные лично да Сильвой, который считал, что ни один иностранец в принципе не способен сварить пасту как надо, – я спросила его, как ему удалось заполучить Вонючку и заставить его играть роль цербера.

– Какая разница?

– Просто интересно.

– Да ты что.

– Ну, этот парень, он один из ваших?

– Нет никаких «наших». Я инспектор финансовой полиции в Риме. Здесь я не работаю.

– А все эти дела в доках? Отгрузки и так далее?

– Я лично этим не занимаюсь и вообще не имею к этому никакого отношения. Сальваторе просто друг – друг семьи, – поэтому выручил меня.

– Вот так, посреди ночи, принял заключенную, несколько дней охранял, кормил и не задавал вопросов? Ничего себе друг семьи!

– Сама у него спроси. Он на улице.

Раскрыв светло-серые ставни, я выглянула из кухни во двор, где раньше на ферме было гумно. Вот он, старина Сальваторе, сидит на белом пластиковом стуле, на коленях лежит пистолет.

– Серьезно? То есть я под домашним арестом?

– Ты сказала, что тебе нужно тихое место для работы. Вот тебе тихое место, – ответил он, потирая виски большими пальцами. – Перестань, а? Тебе нужно знать только то, что касается твоей работы. Просто сделай свое дело, ради бога! – отрезал он, встал из-за стола, ушел в гостиную и включил телевизор.

– Сволочь! – крикнула я ему вдогонку.

– Отвали! – послышалось из гостиной.

Честное слово, из нас вышла бы потрясающая супружеская пара, подумала я и стала мыть тарелки. На кухне было прохладно, поэтому я сходила за свитером в свою новую комнату, в самом дальнем конце дома, и села за работу.

Во-первых, для дела нужно было восстановить галерею «Джентилески», а значит, оживить Элизабет Тирлинк. Я послала несколько имейлов с объяснением, что, хотя галерея в Венеции временно закрыта, я продолжаю делать закупки для частных клиентов, а на сайте вскоре появятся новые поступления. Вот уж не думала, что снова стану Элизабет, но ясно, что выставлять картину на аукцион «Британских картин» под именем Джудит Рэшли не вариант. Это я, кстати говоря, с да Сильвой еще не обсудила. Как только Разнатович огласил нам свой ультиматум, я сразу поняла, где хочу продать эту картину. С одной стороны, по практическим соображениям, ведь во всем мире было только два аукциона, работающих с клиентами, которые могут себе позволить заплатить сумму, которую от нас потребовал серб, но самой себе я честно признавалась в том, что у меня была и совершенно иная мотивация. Все это время я следила за тем, как продвигается по карьерной лестнице мой бывший босс Руперт. В аукционном доме произошло довольно много корпоративных изменений, судя по их веб-сайту. Мой старый враг Лора Бельвуар вышла на пенсию, а ее крестная дочь Анджелика, пришедшая на мое место, когда Руперт меня уволил, вообще пропала. Возможно, как и положено богатым наследницам, занимается дизайном украшений. Руперта повысили – видимо, от отчаяния, – и теперь из главы отдела «Британских картин» он стал главным координатором по направлению «Европейская живопись». На сайте можно было посмотреть его фотографию – костюм, купленный на Сэвил-Роу, и масляная, неестественная улыбка. Не думаю, что новая должность что-то кардинально поменяла, скорее всего, бо́льшую часть дня он обедал по ресторанам и издевался над новичками, но все-таки именно Руперту принимать решение, будет ли выставлен на продажу «мой» Гоген. Как только «Джентилески» уверенно вернется в дело, игру можно начинать.

Следующий вопрос, который предстояло решить, – как объяснить внезапное появление «Гогена». Провенанс – штука непростая. Для того чтобы шедевр «обнаружили», в идеале должен существовать целый ряд документов, доступных для покупателей и ясно показывающих, что историю картины возможно проследить от начала и до конца. Это с одной стороны, а с другой – мне предстояло придумать историю, в которой никто из «владельцев» картины и не подозревал, чем обладает.