Ультиматум Борна (др. перевод)

Богато обставленные апартаменты на Садовом кольце находились в старинном каменном доме, который, так же как и «Метрополь», отражал архитектурные изыски бывшей Российской империи. Квартиры главным образом использовались – и заполнялись «жучками» – для размещения высокопоставленных персон: горничные, швейцары и консьержи регулярно опрашивались комитетчиками, если напрямую не были штатными сотрудниками. Стены были обиты красным бархатом, массивная мебель напоминала о старом режиме. Однако справа от гигантского камина выделялся предмет, словно появившийся из ночного кошмара декоратора: огромный черный телевизор в комплекте со специальной видеоприставкой, для которой годились все мыслимые типы кассет.

Еще одним диссонансом в интерьере квартиры, а также, без сомнения, оскорблением памяти утонченных Романовых был крепко сложенный мужчина в помятой форме, на которой виднелись многочисленные пятна – свидетельства недавнего пиршества. У него было круглое лицо с резкими чертами, коротко подстриженные седоватые волосы, а пожелтевшие зубы и отсутствие одного из них свидетельствовали об отвращении к дантистам. Короче, он походил на крестьянина, а острый взгляд его чуть прищуренных глаз выдавал крестьянский ум. Это был комиссар номер один, как его называл Крупкин.

– Я плохо говорю по-английски, – сообщил военный, приветствуя своих гостей, – но понять меня можно. Кроме того, я не представлюсь вам и не назову своего звания. Я буду для вас «полковником». Согласны? Это ниже моего настоящего звания, но все американцы считают, что в Комитете работают только полковники... Так ведь?

– Я говорю по-русски, – сказал Алекс. – Можете говорить по-русски, а я буду переводить.

– Ха! – усмехнулся «полковник». – Выходит, Крупкину вас не обмануть, а?

– Вряд ли.

– Хорошо. Он очень быстро говорит по-русски, да? Как пулемет...

– По-французски точно так же, товарищ полковник.

– Может, мы перейдем к текущим делам, товарищ полковник? – встрял Крупкин. – Наш сотрудник на площади Дзержинского сказал, что мы должны прибыть немедленно.

– Да! Немедленно. – «Полковник» подошел к телевизору, взял пульт дистанционного управления и обернулся. – Буду говорить по-английски, попрактикуюсь немного... Давайте посмотрим эту кассету. Материал отснят кадрами Крупкина, которые следили за людьми, говорящими по-французски.

– Людьми, которые могут быть связаны с Шакалом, – уточнил Крупкин.

– Давайте смотреть! – настаивал «полковник», нажимая на кнопку пульта.

Экран телевизора ожил, и на нем появились смутные и обрывочные кадры. Большей частью съемка проводилась видеокамерой из окна машины. Разные люди ходили по улицам, садились в служебные машины, которые возили их по городу и – в нескольких случаях – по проселочным дорогам. Их лица увеличивались при встречах с другими мужчинами и женщинами. Несколько раз съемка проводилась в помещениях: кадры были темными и неясными – камере не хватало света.

– Вот эта дама – дорогая проститутка! – засмеялся «полковник», когда на экране появился мужчина старше шестидесяти, эскортирующий к лифту женщину значительно моложе его. – Это – мотель «Солнечный» на Варшавском шоссе. Я лично проверю расписки генерала и получу себе преданного союзника, понятно?

Пленка продолжала крутиться: Крупкин и оба американца явно устали от казавшейся бесконечной и бессмысленной видеозаписи. Внезапно на экране появился кафедральный собор, на площади перед которым толпились люди; уровень освещенности свидетельствовал, что съемка проходила ранним вечером.

– Собор Василия Блаженного на Красной площади, – объяснил Крупкин. – Это музей, но иногда некоторым проповедникам – как правило зарубежным – позволяют проводить там службу. Никто им не мешает, хотя эти фанатики, разумеется, ждут не дождутся провокаций с нашей стороны.

Экран вновь потемнел, изображение дрожало. Оператор снимал в соборе, его со всех сторон сжала толпа, и камера в его руках ходила ходуном. Потом изображение стабилизировалось, вероятно, камеру поставили на колонну. Теперь в фокусе был пожилой мужчина: его седые волосы контрастировали с черным плащом. Он шел по боковому проходу, задумчиво разглядывая иконы и величественные витражи.

– Это Родченко, – сказал «полковник» глухим голосом. – Великий Родченко.

Человек на экране проследовал в просторный угол, на стене которого отбрасывали тени две большие напольные свечи. Видеокамера опять дернулась кверху: агент, вероятно, вскочил на переносной стул или какой-то ящик. Картинка внезапно приблизилась, фигуры укрупнились: седовласый мужчина приблизился к священнику в полном облачении – лысеющему худощавому смуглолицему человеку.

– Это он! – воскликнул Борн. – Карлос! В этот момент на экране появился третий мужчина: он присоединился к первым двум, и теперь настал черед Конклина.

– Боже! – заорал он. Все уставились на экран. – Остановите просмотр! – Комиссар КГБ мгновенно нажал на кнопку пульта, и картинка замерла. – Тот, другой! Ты узнаешь его, Дэвид?