Ультиматум Борна (др. перевод)

– Когда я работал в Вашингтоне, я обзавелся друзьями на Кейп-Коде и провел вместе с ними несколько приятных уик-эндов. Возможно, вы их знаете, это Хардли и Кэрол Фрост.

– Конечно знаю. Он адвокат, как и я, но специализируется по морскому праву. Они живут в Денисе у дороги, которая ведет к морю.

– Жена Фроста – исключительно привлекательная женщина...

– Исключительно.

– А вы никогда не думали о том, чтобы привлечь ее мужа к работе в своей фирме?

– Нет. У него своя фирма – «Фрост, Голдфарб и О'Шонесс». Они, так сказать, держат в руках все побережье в Массачусетсе.

– Мне кажется, что я вас уже давно знаю, мистер Огилви, хотя и через общих знакомых.

– Жаль, что мы не встречались на Кейп-Коде.

– Мне тоже. Я хотел бы попросить вас об одном одолжении... Конечно, оно несопоставимо с удобствами, которые предоставило вам наше правительство.

– Мне дали понять, что удобство – понятие взаимное, – сказал Огилви.

– Я ничего не понимаю в этих дипломатических тонкостях... Но можете быть уверены, что в случае чего я замолвлю за вас словечко. Не могли вы помочь моему маленькому, но вовсе не незначительному отделу?

– Что вы хотите?

– Есть один священник – социально ориентированный священник-борец, который называет себя марксистским агитатором и утверждает, что его знают во всех судах Нью-Йорка. Он только что прибыл в Москву и требует, чтобы мы через несколько часов тайно встретились с ним. У нас нет времени проверить правдивость его заявлений и подлинность его личности. Он говорит, что у него была целая история с судебными разбирательствами в Нью-Йорке, в газетах мелькали его фотографии. Помогите нам. Вы, наверное, его знаете.

– Может быть... Если он тот, за кого себя выдает.

– Наш отдел доведет до сведения тех, кому это важно, что вы нам помогли.

Условия встречи были оговорены в деталях: Огилви должен находиться в толпе поблизости от места встречи в соборе. Увидев, что Родченко приближается к священнику, стоящему справа от алтаря, Огилви должен как бы случайно столкнуться с генералом КГБ. Их встреча должна быть короткой, мимолетной, чтобы никто не обратил на нее внимания или счел бы за встречу воспитанных, но враждебно относящихся друг к другу знакомых, которые неожиданно налетели друг на друга в толпе. С близкого расстояния адвокат смог бы как следует разглядеть священника – внутри собора тусклое освещение...

Огилви сыграл роль, вложив в нее всю искусность поднаторевшего в своем ремесле адвоката, поймавшего свидетеля в словесную паутину, а потом громко крикнувшего: «Отзываю свой вопрос», – заставив тем самым прокурора онеметь.

Шакал резко отвернулся, но тучная пожилая женщина успела сделать несколько кадров миниатюрным фотоаппаратом, вмонтированным в ручку ее сумки. Доказательство теперь лежало в сейфе у Родченко в папке с названием: «Наблюдение за американцем Б. Огилви».

Под фотографией, запечатлевшей «встречу» американского адвоката с Шакалом, было написано следующее: «Объект наблюдения встречается в соборе Василия Блаженного с неустановленным лицом. Продолжительность встречи одиннадцать минут тридцать две секунды. Фотографии отправлены в Париж для проверки. Есть предположение, что неустановленное лицо на фотографии может быть Карлосом-Шакалом».

Ясное дело, что Париж теперь должен ответить... Они используют портреты фотороботов из архивов Второго бюро и Сюрте и сообщат:

«Подтверждаем. Несомненно, это Шакал».

Какой удар! Да еще на советской земле.

С Шакалом, напротив, все прошло не так гладко. После короткого обмена извинениями с американцем Карлос ледяным тоном инквизитора возобновил допрос, скрывая под напускной холодностью необузданный темперамент.

– Они обкладывают вас! – заявил Шакал.

– Кто?

– Комитет.

– Комитет – это я!

– Возможно, вы ошибаетесь...

– В КГБ не происходит ничего без моего ведома. Где вы получили эту информацию?

– В Париже. Источник – Крупкин.

– Крупкин пойдёт на все, лишь бы выслужиться, – даже на распространение фальшивок обо мне. Он – загадка: иногда это опытный, владеющий несколькими языками чекист, а иногда распускающий слухи клоун и сутенер для путешествующих министров. Его нельзя воспринимать всерьез, во всяком случае, когда речь идет о важных вещах.

– Надеюсь, что вы правы. Я свяжусь с вами завтра, поздно вечером. Когда вы будете дома?

– Не надо мне звонить. Я собираюсь поужинать в «Ласточке». Чем вы займетесь завтра?

– Постараюсь убедиться, что вы правы. – Сказав это, Шакал исчез в толпе, заполняющей собор.