– Посиди! У меня мочевой пузырь сейчас лопнет. Скоро вернусь, потолкуем. Может, у нас есть общие друзья... Я ничего не слышал об Анголе...
Джейсон склонился над стойкой бара и заказал пиво, радуясь тому, что бармен был слишком занят, а музыка слишком громка для того, чтобы кто-то смог подслушать. А еще в этот момент он с благодарностью вспомнил заповедь Святого Алекса, которая гласила: «Оказавшись в новом месте, веди себя плохо, чтобы тебя оценили, а уже потом веди себя хорошо». Смысл этой заповеди заключался в том, что переход от вражды к дружбе всегда благоприятнее, чем обратное. Борн с удовольствием отхлебнул пивка: он обзавелся другом в «Сердце солдата». Теперь у него есть зацепка, может, и незначительная, но важная для него, а может, и не такая уж незначительная.
«Коричневая рубашка» вернулся к стойке в обнимку с каким-то парнем. Это был молодой человек лет двадцати, среднего роста, с такой развитой мускулатурой, что смахивал на банковский сейф; он был в американской армейской куртке. Джейсон хотел встать, но его тут же остановили...
– Сиди, сиди! – закричал его новый друг, стараясь перекрыть царившие в кафе гвалт и музыку. – Я привел девственницу.
– Что-что?!
– Парень, у тебя из головы все вылетело. Он решил записаться в Легион...
– Ну да, – засмеялся Борн, пытаясь замять оплошность. – Я-то думаю, в таком месте...
– При чем тут место, – перебил его «коричневая рубашка», – половина этих ребят готова заняться этим делом в любом качестве, лишь бы платили побольше. Но речь не об этом. Думаю, парню надо потолковать с тобой. Он американец, и его французский не ахти какой, но если ты будешь говорить медленно, он поймет что к чему.
– Не нужно, – с легким акцентом по-английски ответил Джейсон. – Я сам из Невшателя, но несколько лет жил в Штатах.
– Это здорово. – Американец говорил как южанин, в его улыбке не было фальши, смотрел он настороженно, но без страха.
– Тогда давай сначала, – с сильным акцентом по-английски произнес бельгиец. – Я... Моррис – имя не хуже других. Моего молодого друга зовут Ральф, по крайней мере, он так говорит. А твое имя, наш раненый герой?
– Франсуа, – ответил Джейсон, вспомнив о Бернардине. – Я вовсе не герой – герои слишком быстро погибают... Закажите выпивку, я плачу. – Они заказали, а Борн заплатил, лихорадочно стараясь припомнить то немногое, что знал о французском Иностранном легионе. – За девять лет многое изменилось, Моррис. – Как же легко текут слова, опять подумал Хамелеон. – Почему ты решил завербоваться, Ральф?
– Думаю, это самое правильное, что я могу сделать, – мне надо исчезнуть, пять лет для меня – минимум.
– Это при условии, что ты сумеешь продержаться первый год, – вмешался бельгиец.
– Моррис прав. Послушай его. Офицеры – битые ребята...
– И все французы! – добавил бельгиец. – По меньшей мере на девяносто процентов. Только один иностранец из трехсот может выдвинуться в офицеры. У тебя не должно быть иллюзий.
– Но я же учился в колледже. Я инженер...
– Ну и будешь строить сортиры в лагерях и выгребные ямы на позициях, – засмеялся Моррис. – Объясни ему, Франсуа, как относятся к образованным.
– Образованным сначала нужно научиться драться, – сказал Джейсон, надеясь, что попадет в точку.
– Прежде всего! – воскликнул бельгиец. – Потому что умники внушают подозрения. Не начнут ли они сомневаться? Не станут ли размышлять, хотя им платят только за то, чтобы они выполняли приказы?.. Нет, дружок, на твоем месте я бы засунул свою ученость в задницу...
– Пусть твоя ученость проявится, когда она будет нужна им, а не тогда, когда ты хочешь ее показать, – добавил Джейсон.
– Bien! – заорал Моррис. – Он знает, о чем говорит. Настоящий легионер!
– Ты умеешь драться? – спросил Джейсон. – Можешь кинуться на человека... Убить его?
– Я убил невесту, ее братьев и кузена – ножом и вот этими руками. Она трахалась с одним банкиром из Нашвилла, а они покрывали ее, потому что этот тип платил им... Да, я могу убить, мистер Франсуа.
«Охота за безумным убийцей в Нашвилле». «Подающий надежды молодой инженер избежал ловушки». Борн вспомнил броские газетные заголовки, которые он видел несколько недель назад.
– Валяй, записывайся, – сказал он молодому американцу.
– Если станут очень прижимать, могу я упомянуть вас, мистер Франсуа?
– Это тебе не поможет, парень, скорее навредит. Если станут прижимать, говори правду. Это лучше всяких рекомендаций.
– Вот здорово! Сразу видно, он порядки... знает. Конечно, они не берут всяких маньяков, но они – как же это сказать, Франсуа?
– Смотрят на это сквозь пальцы, наверное.
– Да, смотрят сквозь пальцы, когда есть – encore[89]
, Франсуа?– Когда есть смягчающие вину обстоятельства.
– Видишь?! У моего друга Франсуа есть мозги – удивительно, как он выжил.
– Потому что не показывал их, Моррис. Официант в засаленном фартуке похлопал бельгийца по плечу:
– Votre table, Rene[90]
.– Да, вот так! – пожал плечами «коричневая рубашка». – Подумаешь, еще один псевдоним... Quelle difference?[91]
Пойдем поедим И, если повезет, может, не отравимся.