Конечно, Рябов и раненый Муромцев прекрасно понимали, что им не спастись. Если бы Муромцев не был ранен, тогда, конечно, какие-никакие шансы на спасение оставались. Но, как говорится, «бы» не считается. Но и оставаться на месте они не могли. Они не хотели быть плененными. Плен – не для спецназовца, таков с самого начала был девиз спецназа КГБ. К нему еще полагалось дополнение: лучше погибнуть, чем сдаться в плен. И Рябов, и Муромцев, несмотря на свой совсем небольшой стаж в спецназе, прекрасно знали этот девиз вместе с дополнением к нему и ничуть против него не возражали. И потому единственное, к чему они сейчас стремились, – это успеть отыскать хоть какое-нибудь укрытие, залечь и отбиваться, пока хватит патронов и сил.
Есть известная поговорка, которая гласит: «Везет тому, за кем правда». Вот, говорят, поговорки – они для красного словца и больше ни для чего. А ведь нет! Очень часто они сбываются – точь-в-точь, до самой своей последней буковки! Оттого, надо думать, они и живут веками и тысячелетиями, что сбываются!
Так случилось и на этот раз. Противник был уже совсем близко, уже с трех сторон окружал Рябова и Муромцева, и вдруг – со стороны центральных ворот послышалось торопливое рычание мотора, а вслед за рычанием из-за недалекого поворота появился джип с открытым верхом. Никого, кроме водителя, в джипе не было.
Решение у Рябова созрело мгновенно. Поддерживая Муромцева, он вышел на самую середину дороги и поднял руку. Он рассчитывал, что водитель, не понимая, в чем дело, обязательно остановится. Ну, а дальше – дело техники. Это был для Рябова и Муромцева шанс. Хоть мизерный и предельно авантюрный, но – шанс.
Произошло все так, как Рябов и рассчитывал. Водитель, увидев посреди дороги людей с оружием и в униформе и не понимая, в чем дело, остановил машину. Рябов знаками попросил его выйти из машины, что водитель и сделал. Возможно, он думал, что Рябов просит его посадить в машину раненого, которого он поддерживал одной рукой. Водитель подошел к Рябову и Муромцеву совсем близко…
Ну, а дальше – произошло то, что произошло. Рябову хватило одного короткого, резкого движения, чтобы водитель оказался лежащим на дороге без сознания. Затем Рябов и Муромцев сделали мгновенный, стремительный рывок – и Муромцев с помощью Рябова грузно рухнул на дно джипа, так, что только ноги оказались торчащими вверх и в разные стороны, а сам Рябов – оказался за рулем. Машина взревела, сделала посреди дороги противоестественный пируэт и помчалась прочь от погони, в сторону центрального входа. И тут только американцы опомнились и открыли вслед джипу беспорядочную стрельбу.
Конечно, пули настигли бы и Рябова, и Муромцева – тут и говорить нечего. Но этому помешал поворот дороги. В мгновение ока джип скрылся из глаз, его заслонили здания, и пули не могли уже достать ни сам автомобиль, ни сидящего за рулем Рябова, ни лежащего сзади Муромцева.
Не снижая скорости, автомобиль выскочил на ровный отрезок дороги и понесся прямо к центральным воротам. Связи на базе по-прежнему не было, никто не мог предупредить часовых у входа о происшествии, и потому они очень поздно заметили мчащийся джип и еще позднее сообразили, что к чему. Всей своей мощью, помноженной на скорость, автомобиль врезался в ворота, протаранил их, снес с петель, едва не заглох, но, фыркнув, смог помчаться дальше – в сторону недалеких городских окраин.
Погони за ними не было. То ли у часовых на воротах не было своего автомобиля, чтобы пуститься в погоню, то ли они растерялись от неожиданности, то ли им своевременно не поступило команды – связь по-прежнему отсутствовала, – но вдогонку не последовало даже выстрелов.
Какое-то время Рябов колесил по узким улочкам предместья, чтобы на всякий случай окончательно замести следы и таким образом сбить с толку возможную погоню. Затем он остановился, заглушил мотор и, задыхаясь от усталости, уронил голову на руль. Но так он сидел всего лишь несколько мгновений. Подняв голову, он оглянулся – ведь сзади лежал раненый Муромцев. Впрочем, оказалось, что Муромцев уже не лежал на самом дне джипа, а сидел на сиденье, откинувшись на его спинку и закрыв глаза.
– Живой? – спросил у него Рябов.
– Еще толком не знаю, – слабым голосом ответил Муромцев. – Но, похоже, что больше жив, чем мертв.
То, что Муромцев пребывает в сознании, сидит, а не лежит, да еще и пытается шутить, приободрило Рябова. Значит, дело не так уж плохо.
– Ну а встал-то зачем? – спросил Рябов. – Лежал бы…
– Так ведь неудобно, – ответил Муромцев. – Трясет, и боль такая… К тому же а вдруг пришлось бы отстреливаться? Вот я и поднапрягся.
– Э! – только и нашел что сказать Рябов. – Ну-ка, давай я осмотрю твою рану.
Рана как рана – таких ран Рябов за свою бытность спецназовцем повидал немало. Немного кровоточило, вокруг раны образовалась припухлость. Одно было плохо: похоже, в теле Муромцева застряла не одна пуля, а как минимум две. Впрочем, и с этим приходилось мириться. Две так две, тут уж ничего не поделаешь.
Рябов снял окровавленные бинты и наложил новую, чистую повязку.
– Как дышится? – спросил он.