ULTRAмарин

Хариков испугался, когда доктор стал показывать альбом с извращениями. Из всех предложений понравились только плетка и шелковый шнур для эротической асфиксии – единственные из предметов, которые он мог бы использовать для удовольствия.

Купил в салоне плетку и шелковый шнур под цвет покрывала и поехал домой. По дороге водки захватил для анестезии – первый раз решил попробовать под наркозом.

Сели за стол, все мирно, красиво, разговор задушевный, дело к ночи катится, и тут Хариков решил вопрос задать свой вечный:

– А какой член у первого мужа был, во сколько крат?

Жена сначала смеялась, а потом брякнула в сердцах, что не в два раза больше был, а в четыре. Из вредности сказала – накопился негатив от перемен к худшему.

Обидно стало Харикову, но он стерпел, рассказал ей, что хочет попробовать с ней две новинки, чтобы реабилитировать себя на сексуальной ниве.

Жена вспыхнула огнем и пошла готовить свое тело для любовных игр.

Хариков лежал на супружеском ложе, поигрывая плеткой, и душил себя на пробу.

Когда жена впорхнула, вся наблаговоненная, он начал любовную игру. Поцелуи ему дались легко, он слышал по радио, что за всю жизнь человеку выпадает всего две недели поцелуев. Он явно перебрал свою норму еще в девятом классе – не отрываясь сутками целовал Зою Самоварову из десятого, позже сверх нормы уже редко хотелось, сразу к делу переходил.

Нужно было приступать к душным ласкам, и он накинул шнур на лебединую шею подколодной змеи. Голова Харикова кружилась, он стал затягивать шнур, делал это нежно и бережно. Сидеть совсем не хотелось, но руки дело знали, глазки любимой почти закатились, однако грудь вздымалась, и видно было, что он попал в яблочко.

Когда она достигла апогея, рука нашла плеть и Хариков почувствовал себя настоящим казаком. В ушах зазвучала песня Высоцкого про коней, особенно выделялась строчка: «Вы тугую не слушайте плеть…»

Первый удар, второй, губы рядом шептали: «Еще…»

Он ушел к себе в комнату и стал собирать чемодан для долгого срока по тяжелой статье.

Наутро он боялся проснуться, но в обед деваться стало некуда, и он открыл глаза. На кухне раздавалось пение – жена пела про коней, лицо ее сияло счастьем.

Хроника культурной жизни г. N

Шестого июня праздновали юбилей А.С. Пушкина в альтернативном варианте.

Пришли все.

Поэт Екатерина Бань, автор ненаписанной поэмы с первой строчкой: «Я, полевая мышь, скачу бесстыжей белкой…»

Художник Малькевич-Кандинский, работающий в манере позднего Босха с легким акцентом Дали, – у него купил работу один пьяный немец, торгующий подержанными телефонами, восхитившись натюрмортом «Охотничьи сосиски с гениталиями». Он пришел на минутку, торопился на поезд в Питер, где собирался работать на галерею маргинального искусства.

Елдырин-Леонардов, культуролог, поэт без стихов, исследователь творчества и лифчика Екатерины Бань (творческий псевдоним – ЕБань). Исследовал пока неглубоко, но очень рассчитывал на погружение в личность и тело загадочного явления.

Пришли также поэт Мартышкин и прозаик Кручинин, пьяные после перформанса на проходной фабрики чесальных машин, где работницам после смены показывали жопу поэта Мартышкина. Работницы не реагировали, утомленные непосильным трудом и тяжелым материальным положением.

Кручинин возмущался бездуховностью пролетариата и обещал в следующий раз взорвать общественную мораль провинции актом художественной дефикации под аккомпанемент скрипачки Изольды из кукольного театра.

Пришел Полистергейст – известный диджей и автор манифеста «Пошли все на хер» о закате искусства в третьем тысячелетии. Он был не один, привел Джима-фотографа, автора выставки одного дня в салоне визажиста Мурадяна, легального гея и друга Джима на платонической ниве.

Посмотрели снимки Джима из районной бани, где он снимал из шкафчика для одежды женского отделения. Всем понравилось, кроме Кручинина, который возмутился съемкой скрытой камерой, настаивая на открытой, иначе у моделей нет эмоций. Рецензия Екатерины Бань была шокирующей, она улыбалась и сказала непонятное: «Тела! Тела! Я бы в поле легла и лежала до удара стального кинжала!»

Елдырин-Леонардов записал ее новый перл и решил, что его время пришло и она сегодня, в день рождения классика, ляжет с ним на алтарь искусства и вожделения. ЕБань уже была не против, просто еще выпила мало и боялась пропустить перформанс, обещанный поэтом Мартышкиным и прозаиком мелких форм и крупных замыслов Кручининым.