Ультрамарины

Она надеется, что, если не шелохнется, он замолчит. Ей не нужны его мнение, диагностика и доверие. Она слушает его дыхание, оно тоже будто эхо корабля. Она пытается абстрагироваться, но не может. Он молчит. Затем почти приятным (если не видеть прозрачных глаз) голосом продолжает:

— Корабль сбился с пути и сам не знает, почему плывет.

— Вы хотите сказать «куда плывет»?

— Нет, я хочу сказать «почему он плывет».

— У меня все схвачено. Я опытная.

Он не дает ей договорить:

— Нет. Ни у кого нет опыта в ситуациях такого рода.

Она ждет, что он что-то добавит, но он этого не делает. А может, слова затерялись в общем шуме.

Единственное, что она хотела бы ему сказать, пока он не ушел: «У вас нет сердца». Почему-то она уверена, что раскусила его. Но реплика отдает абсурдным пафосом, поэтому она сдерживается и проглатывает безумные слова. Еще одна фраза для черного дневника.

Она не слышит его сердце, но узнает скрип подошв, значит, его тело пока здесь. Он по-дурацки скрипит и уходит. Дверь захлопывается чересчур резко, и капитан уже не в силах вернуть былое состояние. Поэтому закрывает глаза и медленно готовится встать, хотя кит урчанием напоминает о себе, а морские глубины зовут во тьму.

— Капитан, все хорошо?

Над ней кто-то склонился, она узнает старпома, улыбается; он быстро помогает ей подняться, удостовериться, что она не ранена.

— Спасибо, все нормально, просто жарко, я к этому не привыкла в отличие от механиков. Все хорошо, все очень хорошо. Я обопрусь на тебя, надо выпить воды наверху и подышать воздухом.

— Тебе надо отдохнуть. Длинный выдался день.

XVI

Море успокаивается, когда приносишь жертву. Так делали, чтобы солдаты не сошли с ума, чтобы ветер дул в нужном направлении. Маленьких девочек приводили к алтарю. Как домашнюю скотину. Считалось, что боги смилостивятся, если принести в жертву девочку, одетую в белое, девочку с длинными волосами и кружевным бельем, да-да, считалось, что ветра смилостивятся и можно будет спокойно воевать и ходить в море. Она читала об этом в трагедиях, когда была школьницей. Правда, не понимала, какая связь между девочкой с материка и моряками, застрявшими в океане. Не понимала, что все решается насилием и человеческими жертвами. Она представляла себя Ифигенией, которая рвет цепи, поднимается на борт корабля, а вовсе не к алтарю, начинает работать на судне, помогать экипажу, ведет всех к победе, если, конечно, победа кому-то нужна, или к разуму, смиряющему гнев.

Теперь ее собственный корабль отказывается идти вперед, хотя на природу грешить не стоит, и все ветра, боги, волны покорены и давным-давно покорны. В итоге корабль движется вперед, пересекая самый крошечный океан…

Придется ли приносить жертву, корабль? Что надо бросить в воду? Как заслужить милость?

Может быть, стоило просто подождать, постоять неподвижно, каждому в своей луже, чтобы не случилось войны, чтобы Ифигения состарилась в безвестности и скуке?

Сейчас темная ночь, ни одной звезды. Луны не видно. Ничего. Сплошные облака. Темная ночь над темной водой, которая даже не помнит, что шел дождь, и приходится довольствоваться электрическим светом. Кто-то в этом желтом свете играет в карты, кто-то кемарит, надвинув на лоб рабочую фуражку, кто-то пьет, смеется, сжимает зубы. В полной темноте никто не хочет выключать свет. Даже свернувшиеся на койках моряки, даже уставившиеся в какой-нибудь фильм члены экипажа, даже люди в полудреме во время качки — все хотят света.

Словно все спрятались в маленькой сказочной хижине на опушке леса. А сама опушка находится в раковине, которая живет в море. Ветер ли, дождь ли, мрачнеют ли бескрайние леса, чернеет ли грозный океан, пока светит желтый свет, внутри всегда будет магия домашнего очага, чувство безопасности и спокойствие. Она всегда думала, что нужна буря, чтобы оценить каюту, раскачиваемую ветрами, чтобы ощутить себя в коконе. Но темная тихая ночь и ливень, сквозь который не видны маяки, тоже хороши.

Стоя на мостике, она позволяет морю себя укачивать. Она следит за положением корабля, каждые двадцать минут ставит крестик на своей карте с дыркой от карандаша. Цель все ближе. Но корабль замедляется. И пока изменений нет.

Она все время общается со старшим механиком, который тоже абсолютно не хочет идти спать, следит за приборами и двигателем, ему уже не скрыть волнение.

— Капитан, такое ощущение, что насос исправляется, что он играет… не принимайте меня за сумасшедшего, но он словно играет собственную музыку. Капитан, вы понимаете?

— Я не считаю вас сумасшедшим.

— Это постоянный ритм, который время от времени варьируется. Удивительно, но движение приходит в норму. Если бы это была поломка, движение бы прекратилось. А тут мы внезапно стали плыть быстрее. Внезапно. Еще немного, и скорость стала бы прежней. Но мы вдруг опять замедлились. Словно корабль заснул.

— У меня те же ощущения.

— Капитан, мне кажется, это не связано с механикой, все работает, насос работает. Точно работает.

— Я верю.