Ultraviolence

Омари кричит, он думает, что кричит, а на самом деле эти разрывающие легкие крики внутри, они эхом отскакивают от стенок и прокалывают мозг сотней мелких и острых иголок. Чувство унижения затапливает с головой, сворачивает сознание в узлы и противный голос продолжает шептать: «Смотри. Ты вещь. Чего ты ломался? Что пытался доказать и главное кому? Вот, где твое место – на прилавке в магазине. Тебя можно убить, никто не заметит, можно продать, отдать на растерзание. Ты никто».

Омари чуть ли не воет, все еще не понимая, почему аукцион никак не закончится, почему он длится вечность. Он бы закрыл уши, если бы руки отпустили, лишь бы не слышать этот мерзкий голосок, втаптывающий его в грязь, будто он и так в ней не по самую макушку. Он уже ей захлебывается, она комками забивается в легкие, мелкой жижей растекается по венам, и омеге кажется, что он даже чувствует ее зловонный запах. Спрятаться бы куда-нибудь, куда не будут просачиваться голоса, и, тем более, чьи-то грязные взгляды, туда, где на него не смогут смотреть как на товар. Остаться бы там жить. Потому что в реальности не как в кино, никто не придет сейчас его защитить, нет здесь рыцаря, который выйдет на сцену, прикроет Омари своим пиджаком и уведет зализывать раны. Нужно самому выжить, нужно самому найти дыру и забиться в нее. Он один на один со своим унижением и всеми своими страхами. Все кончено.

Когда Омари начали раздевать, Киран еле удержался, чтобы не прикрыть веки. Он скорее себе доказывает, что может вот так вот его наказать, может сделать ему больно, а не омеге. А больно делает, притом очень. Это видно и по исказившемуся муками лицу омеги, по дрожащим губам и по омывающим лицо слезам. Видно по его бегающим в поисках неизвестно чего глазам, по сдавленному хрипу и стонам отчаянья. Киран сам себя поздравляет. Все-таки, он отменный палач. Он достойно начал свой путь. Альфа его ломает, вот так вот просто выставляет напоказ, заставляет унижаться и гореть от стыда. Хотя смотреть на его унижение оказалось не так уж легко. Но Киран смотрит. Он уговаривает себя, что он не какой-то слабак и уж точно не сентиментальный идиот, чтобы прятать взгляд, чтобы остановить аукцион, на который привел омегу для наказания. Он должен пойти до конца, должен указать этому мальчишке его место. Но, черт, как тяжело смотреть на его рыдания, на то, как он бьется в чужих руках и до последнего не сдается. Это хрупкое тело еще пару дней назад доставляло альфе невероятное удовольствие, а сегодня он выставил его перед взором еще шестерых мужчин.

Киран с бледного тела взгляд не уводит, жадно всматривается, отмечает про себя уже потускневшие, но свои же метки и укусы. Волк внутри скулит, требует пойти туда и забрать свое, укрыть от посторонних голодных глаз, но Киран сажает его на поводок, на секундную слабость не поддается и заветную красную кнопку, как хозяина лота, не нажимает. Он продолжает смотреть за осыпающимся на пол парнем, словно ждет, когда от него останется один только каркас.

– Две тысячи долларов, – и Каан вздрагивает. Он до побеления костяшек сжимает в руке бокал и чуть ли не рычит. Стоило омегу раздеть, как цена взлетела. Кто? Кто, блять, посмел? Кто смог увидеть то, что, казалось, до сих пор видит только Киран. Альфа замечает, что названная сумма загорелась красным на второй будке слева и уже представляет, как вычислит этого урода, как раскроит ему череп.

Тревога накрывает Омари с головой. Он сквозь вакуум, в котором спрятался от этой позорной реальности, слышит сумму и на задворках сознания понимает, что это за него. Колени сгибаются, и омега фактически висит в руках удерживающих его альф. Его покупают. От нахлынувшей тревоги и осознания, что игры закончились, что он теперь чья-то собственность, Омари скручивает, он, как рыба, выброшенная на берег, пытается глотнуть воздуха и, кажется, выгорает. Доигрался. Безысходность останавливает кровь, она больше не циркулирует по сосудам, замирает и заставляет Омари впиться взглядом в четыре ненавистные цифры. Это его цена. Омега скользит на пол бесформенной массой и позволяет разливающейся внутри боли на миг отключить сознание.

– Две тысячи пятьсот долларов, – объявляет ведущий, и Киран кулаком бьет по кнопке.

Пора заканчивать этот цирк. Каан встает с кресла и быстрыми шагами идет на выход. Омари не знает, что произошло за то время, пока он был в отключке, но когда он приходит в себя, то на него уже нацепили одежду и тащат к черному выходу. Киран стоит в окружении своих людей на тротуаре и курит. Омари подводят к нему и отходят. Омега взгляда не поднимает, нервно сжимает ладони и продолжает изучать носки обуви альфы. Он на ногах еле стоит, недавний срыв не уходил никуда, а просто притаился и сейчас по новой бьет по венам, и кажется, еще секунда и омега будет обниматься с асфальтом.

– Понравилось? – Омари бы живьем сжег хозяина этого голоса. Сам бы отошел на безопасное расстояние и наблюдал бы, как он корчится от боли и сгорает на костре.