Улыбка

– Браво! Замечательно! Говори что-нибудь ещё.

– Счастье – простое, каждодневное действие во благо другого.

– Интересная мысль. Я так не думала. Продолжай, пожалуйста, Антонина.

– Нет ничего заманчивее жизни и ничего – трагичнее жизни.

– Глубокомысленно. И голос звучит лучше. Продолжай, пожалуйста.

– Бывает, и скорлупа от яйца приносит немалую пользу, так и разбитые надежды в определённых обстоятельствах становятся неиссякаемым источником вдохновения.

– Одним словом – не будем падать духом! – констатировала довольная Хана.

– Мы все учились понемногу…

– А ты образованная и начитанная, Антонина.

– Да нет. Я только учусь. Сложившаяся система – устойчивее складывающейся, что даёт способность противостояния внешним угрозам. Попытка найти взаимопонимание не смешна ли настолько, насколько нелепа? Только ставя перед собой сложные цели и задачи, загружая себя работой и в первую очередь работая над собой, есть возможность избежать одиночества и снизить ощущение бесконечной трагичности происходящего.

– Ты, что умные мысли наизусть заучиваешь? – удивлённо и с большим интересом посмотрела на Антонину Хана, словно увидела её впервые.

– Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.

– И стихи сразу можешь сочинить?

– Ничего нет проще.

– Вот это да! Антонина, ты – большой талант!

– Да нет. Тренировка.

– Продолжай держать голос. Звучание голоса становится более убедительным. Слушаю твои стихи, – тоном приказа произнесла Хана.

– Хорошо. Попробую… О творчестве будет как нельзя более кстати:

От безликости ряда причин —
В единичку самосознанья,
Из далёкости стынь-величин
Неопознанности мирозданья —
Чудо голоса – внутренний слух
Звуком тянущим, грудью морскою,
Бестелесностью – нежности пух —
Еле слышен, влечёт за собою;
Ниспадающей дымкою с гор
И ползучим туманом в низине —
Воркованья незлобный укор.
Истекают истоком причины,
Проявляя желанный узор —
Домотканый невинен ковёр.

– Здорово! Браво! А можешь ещё? – потребовала Хана, не веря своим ушам.

– Это, как ты поняла, о творчестве, – повторила Антонина.

– Красиво о творческом процессе. Так машина не сочинит.

– Машины почище сочиняют и быстрее.

– А мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но бездушно.

– Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.

– Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на мужской род? В наказание – сочиняй ещё и не забывай про тембр голоса.

– Прости, сбилась с роли.

– Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем тренироваться дальше. Слушаю.

– Один момент. Сейчас, сейчас… Вот это:

Назойливо, тягуче и плакуче,
Предчувствуя иное бытиё
Всплывает не оформлено, зыбуче
Творимое тобою – не твоё.
И резкостью наводки, как в бинокле,
Предстанет Афродитою нагой
Иль дамою прекрасною в пролётке…
Увидишь – ходишь сам не свой.
Живительность картин сетчатку глаза,
Как краски по холсту, пьянит красой.
Слова и глаз – точней от раза к разу,
Берись за кисть, перо и жизнь воспой!
К творцу приходит свыше вдохновенье.
Поэт – слагает стих. О радость воспаренья!

Хана была более чем удивлена – потрясена! Однако в её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроизводятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказала прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:

Немея, создать тишину
Противу – немого закона.
Любимице рифме войну —
Дерев засыхающих крона…
Невнятно и робко – гул строф.
Освоенность духа – паренье
Снимает легчайший покров,
Вострится ушное уменье.
Прогалиной, талым снежком,
По кромке ледка – недоверье,
Но буквы – наклонно рядком
В порыве встают вдохновенья.
Так мастера кисть завершает мазок,
Так издали слышен пастуший рожок.

И сразу, без перерыва: