Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Женщина молчала. Было похоже, внешние события нимало ее не занимали. В том числе он сам — всего лишь очередная докука, которую необходимо перетерпеть и забыть.

— Мы тогда говорили о вашей дочери. Ире Калетиной.

— Да.

Веки дрогнули, и она остановила на нем встревоженный взгляд. «Помнит, — отметил Алексей. — Во всяком случае то, что касается дочери.»

— Вы говорили, она бывает у вас? Это так?

— Приходит.

— Вам не кажется это странным, учитывая, что Иры вот уже год нет в живых?

Калетина вновь потупилась. В быстро густеющих сумерках ему показалось, что плечи ее вздрагивают. Алексей подошел к портрету на стене, чтобы как-то разрушить дурацкую мизансцену и собственную не менее дурацкую роль строго вопрошающего учителя.

— Она привязана ко мне и не может уйти совсем, — тихо прошелестело в темноте.

— Вы тоже любили ее?

— Да.

— В прошлый раз, когда я провожал Иру, я просил разрешения навестить ее еще раз. Она согласилась, как будто. Могу я поговорить с ней?

Он затаил дыхание, чувствуя, что в своем любопытстве зашел слишком далеко. Ответ как всегда последовал не сразу.

— Не знаю.

— Мне бы очень хотелось. Если возможно, — с настойчивостью добавил он, не слыша в ответе категорического отказа.

— Это зависит от Ириши.

— Когда? Сегодня, завтра?.. Где она?

— Здесь.

Калетина неловко повернулась и вышла из комнаты. Алексей постоял в растерянности и опустился на софу. Прошло минут десять-пятнадцать, хозяйка не возвращалась. Он подумал вдруг, что ответ Калетиной мог означать что угодно. Например, память о покойной, которая, как боль, постоянно здесь, в сердце матери. Или что-то в этом роде.

Он заметил белеющий в сумерках возле двери выключатель и пощелкал кнопкой. Свет почему-то не горел. Алексей потуже прокрутил лампу в люстре и снова пощелкал. Безуспешно. Ждать больше не имело смысла. Впотьмах, ударяясь плечами о многочисленные косяки, он кое-как выбрался наружу. И вдруг столкнулся с хозяйкой в калитке. Похоже, она откуда-то возвращалась, одетая в темное, в темном платке, прошла мимо, даже не взглянув. И скрылась в доме.

— Черт знает что… — Он пожал плечами и вышел на дорогу, чувствуя себя идиотом.

На столбе бросились в глаза обрывки провода на изоляторах, около полуметра длиной. Остальное было смотано и висело на заборе Калетинского палисада.

— Ну? Теперь видал? А я че говорил? — Прежний небритый мужичонка стоял в нескольких шагах от него и делал руками какие-то знаки. Алексей сообразил наконец, что его зовут.

— Айда в дом, поговорим. А то на виду у этой…

В прихожей, склонясь над оцинкованным тазом, поставленном на табурет, мыла голову дебелая баба. Халат на ней был спущен с плеч до пояса, и белые, непомерно большие груди тяжко колыхались в такт движениям рук. Мужичонка фыркнул и с порога обложил бабу матюгами.

— Выставила вымя, корова недоена! Тут человек у меня из органов, а ей хрен по это самое!

Баба протерла глаза от мыла и, ойкнув, скрылась за занавеской. Мужичонка протопал следом. Алексей услышал его приглушенный бормоток, из которого удалось разобрать всего два слова — «гость» и «из органов». Еще «дура». Обратно он появился с торжествующей ухмылкой на небритой физиономии, зажав в горсти бутылку «Пшеничной».

— Айда, по такому случаю.

Сели за стол на кухне, довольно грязной и больше напоминающей кладовку. Мужичонка ловко скусил зубами пробку и набулькал водки в два грязных, захватанных стакана до самых краев.

— Ну, бывай! — бормотнул он, вытягивая губы сосочкой. Острый кадык заходил у гостя перед глазами. Алексей понял, что ушлый мужичонка довольно ловко его использовал. Человек из «органов» и «по такому случаю» произвели на супругу необходимое впечатление. Иначе «Пшеничной» супругу было бы не видать как собственных ушей.

Вскоре появилась она сама в туго повязанной на голове косынке. Молча прошла к лавке и уселась напротив гостя, скрестив руки под грудью. С этого момента она ни разу не пошевелилась и, кажется, не сморгнула. Хозяин уже нес околесицу, яростно напирая на какие-то свои права. Но его разговоры, сколько Алексей мог разобрать, по-прежнему крутились вокруг Степана Гирева, который «робил» в СМУ на автокране, и все тех же злополучных кролей, которые сдохли вместе с приплодом из-за «этой стервы». Алексей отодвинул стакан с водкой в сторону.

— Провода у Калетиной твоя работа?

— Ну дак… бля такая, она во у меня где!

Мужичонка полоснул ребром ладони по кадыку и заматерился скороговоркой, бросая на гостя подозрительные, сверкающие взгляды. Тот жестом остановил его.

— Теперь слушай. Завтра провода у Калетиной должны быть на месте, а не на заборе. Если она пожалуется, или узнаю сам, пеняй на себя. Все понял? — С порога он еще раз обернулся. — Я не продаюсь.

Дом Калетиннх на противоположной стороне улицы показался ему в темноте похожим на черный гроб, случайно забытый в кустах.

— Вот и сходили подружки по ягоды, — пробормотал он, вспоминая анекдот отца Амвросия про двух озабоченных дурех. Пожалуй, при встрече стоит рассказать батюшке продолжение анекдота. Заодно поинтересоваться его «точкой зрения» на обстоятельства.

Глава 10