Улыбка Афродиты

Из своего посещения деревни молодой капитан сделал настоящее шоу. Он зашел в дом семьи Заннас и попросил напиться, предложив в знак благодарности отцу Юлии сигарету из пачки, лежавшей в кармане его мундира. Пробыв во дворе дома с полчаса, он расспрашивал о принадлежавшей им земле и проявлял всяческий интерес к делам семьи. Если ему и удалось увидеть через окошко Юлию, то он не показал виду. Уходя, он положил пачку сигарет на стол, настояв, чтобы отец Юлии оставил их себе.

После этого визита Хассель часто наезжал в Эксоги, хотя так и не организовал наблюдательный пост в скалах. В каждый свой приезд он навещал семью Заннас. Он садился с отцом Юлии в саду иод виноградными лозами. Ему предлагали стакан вина, и они разговаривали, хотя их беседа была весьма немногословной, поскольку Хассель знал всего несколько слов по-гречески, а отец Юлии совсем не знал по-немецки. Вскоре они начали учить друг друга азам своих языков. Постепенно Хассель стал немного понимать по-гречески, а отец Юлии, менее преуспевший в изучении немецкого, в конце концов оставил свои попытки.

Все время, пока Хассель сидел на маленькой террасе, он смотрел по сторонам, что-то выискивая среди оливковых деревьев на склонах горы. Внешне он держался вежливо и воспитанно. Приезжая, он всегда выглядел так, словно только что вычистил свою форму и отряхнул пыль с сапог. Он никогда не приходил без подарка – либо продовольствия, либо вина, либо небольшого отреза ткани, которую он где-то разыскал, хотя старался не задаривать сильно, чтобы не вызвать зависти или подозрения у односельчан.

Немецкий офицер стремился быть внимательным, когда отец Юлии учил его новым словам и фразам, но было ясно, что по крайней мере часть его витала в это время в каком-то другом месте. Только когда он замечал Юлию, его поведение менялось: глаза загорались пылким огнем, и он со страстью следил за каждым ее движением.

Семья Заннас понимала истинную причину частых визитов Хасселя. Отец Юлии злился и, поскольку не мог излить эту злость на самого Хасселя, старался, чтобы его семья узнала, что он чувствует. Юлия была его единственной дочерью. С болью и гордостью он понимал, что у нее необыкновенная внешность. Юлия привлекала внимание молодых людей со всего острова, и когда-нибудь ей предстояло выйти за одного из них замуж, и хотя ее приданое не могло быть значительным, он был уверен, что сумеет удачно устроить ее судьбу. Конечно, она была его дочерью, но еще и надеждой на то, что положение их семьи улучшится.

Но и немецкому капитану просто так не откажешь. Нельзя было обнадеживать его, но в то же время он не должен был почувствовать, что его знаки внимания отвергаются. Подарки, которые он приносил, были нелишними. К тому же отцу Юлии приходилось учитывать мнение местных жителей, которые понимали, как им повезло, что Хассель был командующим оккупационными силами. Нельзя было делать ничего, что могло бы нарушить хрупкий баланс их отношений с немцами.

Юлии постоянно напоминали о ее роли. Она должна была быть любезной с Хасселем, когда он приходил на рынок, должна была разговаривать с ним вежливо, но никогда не говорить или делать того, что могло быть неправильно истолковано. Ей следовало вежливо здороваться, когда он приходил к ним домой, но не задерживаться у него на глазах. И самое главное, если она повстречает Хасселя, когда будет пасти коз на склоне горы над деревней или по дороге в Ставрос, если мать пошлет ее за чем-нибудь, она не должна оставаться с ним дольше, чем необходимо, чтобы обменяться приветствиями. Юлия слушала все эти наставления и поступала соответственно. Она знала, что люди сплетничают о визитах Хасселя в их дом, но, пока она вела себя так, как говорил ей отец, они не могли найти никакой вины в ее поступках.

Каждую неделю она приходила в церковь, становилась на колени перед иконой Святой Девы и молила ее о помощи и руководстве. И каждый вечер перед сном она также молилась. Ей вспоминались попытки молодого капитана говорить с ней на ее родном языке, когда он приходил на рынок. Она улыбалась его ломаному греческому и думала, что его глаза такого необычного голубого цвета, какого она никогда не видела, – словно в ясный день смотришь на небо сквозь кусочек льда. Когда он смеялся, они наполнялись нежностью, но иногда в них читалось одиночество. Он держался отдельно от солдат гарнизона. Чересчур молодой, думала Юлия, для возложенной на него ответственности. Она видела, как он смотрит на нее, и некоторое время спустя уже ничего не имела против этого взгляда. Она поняла, что думает о нем. Его зубы были белыми, лицо стало загорелым, а волосы выгорели на солнце. Он не был похож ни на кого из ее знакомых.