Но даже шикарный обед, приготовленный родителями, не поднял ей настроения. Равнодушно сжевала она бутерброд с икрой, поковыряла отбивную, собственноручно поджаренную Галчонком, − и вдруг почувствовала, что есть расхотелось. Но, чтобы родители окончательно не расстроились, заставила себя все съесть. Правда, мать это не провело. − Выкладывай, что стряслось, − заявила она, последовав за дочерью в комнату и с твердым видом усаживаясь на диван. − Только не притворяйся, что у тебя все прекрасно.
− Мама, я же сказала: была проблема с математикой. Иди к себе, мне надо физику готовить.
− Ну да, стала бы ты из-за одного примера так переживать.
− С чего ты взяла, что я переживаю?
− Посмотри на себя в зеркало.
− Знаешь, я сегодня видела Вадима с одной девушкой, − вдруг неожиданно для себя, выпалила Настя. И даже сама удивилась, − чего это ей вздумалось? Никогда она не откровенничала с матерью на такие темы − ни до того ужасного разговора, ни после.
− Ну и что? − помедлив, спросила та. − Ты из-за этого расстроилась? Может, он просто учится с ней в одной группе?
− Нет, не просто. Это было заметно.
− Но ты же, вроде, сама к нему никаких особых чувств не питала. Не огорчайся, у тебя еще таких Вадимов будет − вагон и маленькая тележка! А я все думаю: куда это он подевался? А у него, значит, новая любовь. Ну и бог с ним! Вон Никита как в тебя влюблен, невооруженным глазом видно. И вообще дочка, еще только десятый класс! Поступишь в серьезный вуз, − там будет встреч выше крыши! А пока выбрось это из головы и погрузись в учебу.
− Да, мам. Ладно, буду заниматься, завтра сложные уроки.
Глава 24. Трудная четверть
Остаток первой недели новоиспеченных лицеистов гоняли по всем предметам вдоль и поперек. Наталья по физике и математике получила трояки, из-за чего ее посадили за первый стол, далеко удалив от подруги. Теперь позади нее сидела Танечка Беликова, которая Наталье активно не нравилась из-за своей привлекательной внешности. Наташка всегда не любила одноклассниц красивее ее самой, − ей больше нравилось, когда было наоборот. Сначала она обрадовалась, что девчат в их классе так мало, но, присмотревшись к ним, приуныла. Все тоненькие, все хорошенькие и, похоже, все умненькие, − вот невезуха!
Настя тоже не блеснула на математике, − получила слабую четверку, правда, с физикой справилась на «отлично». На переменке грустная Наташка принялась жаловаться на судьбу − мол, как теперь ей быть, если некому помочь в трудную минуту.
− Сама будешь думать, − сухо ответила опечаленная собственными проблемами Настя, − а не сможешь, спросишь у Ольги Дмитриевны. И давай, как раньше, разбирать новые темы сами, чтобы на уроке все было понятно. Глядишь, и выбьемся в передовики.
− Давай, − уныло согласилась Наталья. − Похоже, кроме зубрежки, ничего хорошего здесь не светит. На уроках ни похохмить, ни потрепаться, − такая скукота! Помнишь, как у нас в классе было весело. А здесь − решай, решай, решай без остановки. Сидишь перед носом учителя, да еще одна − в сторону нельзя посмотреть, сразу замечание. Не знаю, надолго ли меня хватит.
− Тогда лучше сразу поворачивай обратно. − Настя понимала, что ответила подруге излишне резко, но иначе − как ее встряхнуть? Она знала, что назад Наташке ходу нет, − кто же захочет менять лучшее на худшее? Вкус к настоящей учебе та уже почувствовала, а хнычет исключительно из-за малодушия и остатков лени. Ей самой их класс понравился. Нет привычного гвалта, никто не пускает на уроке бумажных голубей и не ходит по классу без разрешения.
− Шум угнетает ум! − заявила им на первом же уроке Туржанская, − а когда язык работает, мозг отдыхает.
И Настя с этим была полностью согласна.
Преподаватель физики доцент Григорий Борисович Бондарь вначале Насте не понравился. Он был носат, лохмат, длиннорук и всегда недостаточно выбрит. Из-за характерного сочетания начальных букв имени, фамилии и отчества, а также диковатого внешнего вида, к нему давно и прочно приклеилось прозвище Гиббон. Он знал об этом и даже не обижался. Позже лицеисты узнали от студентов, что Гиббон бреется по два раза на день, но все без толку: черная щетина через три часа вылезает вновь.
Зато преподавателем Гиббон оказался первоклассным. Он демократично разрешал лицеистам сидеть, где вздумается, выкрикивать с места, если в голову придет умная мысль, и даже заниматься посторонними делами, если очень надо, − лишь бы не мешать другим. Правда, никто этими вольностями не пользовался, наоборот, на его уроках все сидели с открытыми ртами, настолько было интересно. Объяснение нового материала он всегда начинал с экскурса в историю физики, рассказывая о великих ученых анекдоты и разные занимательные случаи. Он мог продемонстрировать физический опыт, используя любые подручные материалы.
− Девушки, пожертвуйте во имя науки резинку для волос. Временно, − на одном из первых уроков попросил Гиббон. Получив желаемое, продолжил: − Кто сообразит, под каким углом к полу нужно выстрелить мелком, чтобы он пролетел как можно дальше?