Улыбка Авгура

Подлизывается, сучок. Пусть сидит - не страшно. Он не посмеет тронуть меня, поскольку громогласно объявил о том, что остается. У меня целых три надежных свидетеля плюс Николай в саду и плюс спица под подушкой. Так что пусть сидит. Оно и лучше. Пока он у меня на глазах, я могу быть уверена, что с тетей и Гретой все в порядке, поскольку сама Ванда сюда не сунется.

Я кивнула и показала Грете на Сем Семыча. Она тоже кивнула.

Когда мы остались одни, сосед тревожно спросил:

- Что происходит, Ни?

Как будто сам не знает.

Я отшила его взглядом, полным презрения, и отвернулась к стене, на всякий случай сунув руку под подушку.

***

А утром под нашу дверь подбросили сверток с обрубком хвоста и запиской, содержащей одно слово, написанное зеленым фломастером по трафарету, - "уезжай". Николаша засек "почтальона" и пошел за ним следом. Я заглянула в зеркало и увидела чужие глаза - холодные, злые. На лбу обозначилась упрямая складка.

Разглядывая свое отражение, я приняла решение испугаться и уехать.

Увы, я совсем не могла говорить. А, впрочем, совсем не увы. Это даже к лучшему - не придется никому ничего объяснять. Не придется врать и выкручиваться, что само по себе - большое человеческое счастье.

Поразмыслив, я восприняла потерю голоса как должное, то есть как расплату за всю ту ложь, которую успела нагородить, руководствуясь сплошь благими намерениями.

В немоте, естественно, были и свои неудобства. Взяв в руки блокнот и карандаш, я свела эти неудобства к минимуму.

По моей просьбе Нюся завернула Сем Семыча в тюк с постельным бельем и таким образом переправила его в прачечную, к Наткиной бабушке.

Тем временем мы с Гретой похоронили отчужденное от кота достоинство под старой рябиной.

Красивый был хвост - персидский. Вечная ему память.

Тетя позвонила в милицию, окончательно смирившуюся с моим алиби, и та дала добро на мой отъезд в Москву. Я спешно распрощалась с огорченным семейством, поставила на заднее сидение "нивы" коробку, набитую хламом, и на большой скорости выехала из города. В темпе миновала луг и углубилась в сосновый бор. Под колесами весело запрыгал гравий, извещая о том, что асфальтовое покрытые закончилось. Доехала до лесной развилки и остановилась. Не прошло и двух минут, как с другой стороны появился старый потрепанный "форд". Мы с Кшысем обменялись машинами: он на "ниве" отправился дальше, в Тверь, где намеревался оставить машину в гараже своего старшего брата, а я на "форде" вернулась в город, но не к Приваловым, а к Наткиной бабушке, где воссоединилась с Сем Семычем.

Через два часа в доме бабы Дуни собрался военный совет. С большим опозданием, но таковы обстоятельства. Пришли Николаша (в камуфляже), Кшысь, Натка и ее учитель (без камуфляжа, но с воинственными физиономиями). Последний, честно скажу, не произвел на меня должного впечатления: он был невысок ростом, коренаст, упитан выше среднего, с унылыми глазами и ранней сединой на висках. Звали его Виссарионом Иннокентьевичем Былинским. Фу ты, язык сломаешь. В общем, он уступал Николаше по всем параметрам.

Предупреждаю: я - за Николашу. Или против всех кандидатов и ныряю в глубокую оппозицию.

Былинскому я дала бы не больше двадцати восьми лет от роду. Увольте, не понимаю, чему хорошему может научиться женщина в самом расцвете всего, что способно цвести, от мужчины, который младше. Знаем мы этих учителей, плавали. Ничего интересного. Ну да ладно, в конце концов, это ее дело. Нет, - не смогла успокоиться я, - Но куда смотрит Николаша?..

Пока мы с Кшысем осуществляли маневры на проселочных дорогах, Николаша следовал за "почтальоном". Маршрут оказался непростым, но коротким и закончился на дне пересохшей сточной канавы, где Николаша опознал личность слесаря-сантехника, пьяного практически в зюзю. Безобидный мужичонка, беззлобный, но дай ему понюхать пробку от беленькой, и он твой навеки, то есть пока не проспится. А проспится - и ничего не помнит. Короче говоря, с почтальоном нам крупно не повезло. Обрыв связи.

Рядом со мной в корзинке посапывал живой Сем Семыч, и это обстоятельство немного примиряло меня с жестоким и несправедливым окружающим миром.

Поскольку я не могла полноценно участвовать в разговоре, приходилось слушать, что говорят другие.

Вот другие и решили, что незасвеченный в оккультных кругах Кшысь сядет на хвост Ванде, засвеченный Николаша займется недавно прибывшим в город Андреем, а Натка с учителем возьмут на себя опеку над моими женщинами. То-то тетя обрадуется. Главное, чтобы эти тайные умники не знакомили ее с Хароном.

Остальное я как-нибудь перетерплю.

Посовещавшись, друзья отвели мне роль стороннего наблюдателя, который должен тихонько сидеть взаперти, в обнимку с ночной вазой, поскольку в доме Наткиной бабушки все, с позволения сказать, удобства - это дырка во дворе, а двор противопоказан мне как чирей ящерице, поскольку кишит вандами и прочими ужасами Стивена Кинга.

Сидеть и ждать новостей. Ну конечно, только подтяжки бантиком завяжу.