Улыбка Бога [СИ]

— За знакомство, за пабэду, за его падружку.

— Таси-баси тоси-боси такжэ трали-вали

— Очэнь славно посыдэли, мило пабалтали

— Жаловался он, что нэмцы — кабаны и туры,

— Только хрукают и гадят, никакой культуры!

— Ты это откуда взял?! — прервала исполнителя вконец обалдевшая Светка. — Это же Шаов! Он же только родится лет через двадцать! Я же у него на концерте была, моложавый такой дядька!!!

— Мадемуазель, таки можете мене не поверить, но Ви так сильно излучаете свои мысли, шо мене даже не надо аккордов! Таки эта пэсня лезет до моей головы каждый раз, когда Ви находитесь ближе ста метров. А когда топите фрицев в сортирах, так за все пятьсот, — и Любецкий обворожитительно улыбнулся.

— То есть, можно учить песни телепатически? — обрадовалась девушка.

— На раз!

— Класс! — и лицо Звин озарила зловещая улыбка. — Ты же еще и немецкий знаешь! Ну, мы им устроим культурную революцию!

— Так ты ж кроме русского матерного, никакого не знаешь, — попытался остудить пыл подруги Грым.

— Неважно! Я слова и так помню! Добыть магнитофон, или что там у них, и немецкой культуре точно звиздец! Ду хаст их немецкую маму! И прочий «Их виль»!

Косте происходящее совсем перестало нравиться, но вдруг вмешался Шамси.

— Яша-джан, — с наивной улыбкой сказал таджик, — начал за албасты петь, пой дальше, пожалуйста, — потом на секунду задумался и спросил Светку, — или правильно сказать «про албасты»?

— Да пох! — на чистейшем литературном ответила учительница, а певец уже внял просьбе друга:

— На ученых обижался: тычут в мэна пальцэм,

— Абзавут то абэзьяной, то нэандэртальцэм.

— Нэ тэрплю, гаварыт, ученых — агурцов маченых,

— На х… насу, гаварыт, вэртэл я всэх твоых ученых.

— Вы далжны гардыться мною, я — загадка вэка.

— Я, крычал он, гаминоид, не путать с гамосэком.

— Пад канэц савсем нажрался: фрыцам рыл магилу,

— Очэн громка пэл «Катушу» и «Хава нагылу!»

Под сводами военного белорусского леса победно звучала шуточная песня, написанная в конце двадцатого века. Написанная черкесом и исполняемая чистокровным одесситом. На русском языке с грузинским акцентом в литературной и музыкальной обработке исполнителя. Песня про друзей, которые совсем даже не люди. Впрочем, какая разница…

Лето 6392 от сотворения мира. Русь

Сначала стал пропадать скот. По мелким весям словно прошла падучая, опустошая стада. Коровы сходили с ума и стремглав бросались в чащу. Пытались искать, но не было от того толку. Лишь изредка удавалось найти рога, да обглоданные до белизны кости, расщепленные крепкими зубами. Находки спешно закапывали, долбя заступами еще не начавшую оттаивать землю. Поземка струилось по отвалам, присыпая мелким снежком…

Собаки отказывались брать след. Псы поскуливали, поджимая хвосты, словно не на зверя посылали их люди, а прямиком к Ящеру. Если хозяева упорствовали, косматые жалобно выли, просили прощения за свою слабость, но с места не двигались. А без них кого искать? Следы терялись через полсотни шагов, растворяясь в паутине…

Беженцы хлынули в Столицу, разнося слухи о дивах, волотах и прочих чудищах, наводнивших древлянские леса. Кто говорил, что это наказание за подчинение Северному Князю, кто, наоборот, — за поднятый против воли князя-колдуна меч.

Из Степи тоже приходили злые вести. Новый народ, пришедший с востока, громил печенегов, неумолимо приближаясь к границам княжества. Откуда взялись эти «угры»? Как прошли через хазарские степи, не разгромив каганат, но и не сложив головы у стен Итиля и Саркела?

* * *

— Грядет ужас на землю и головы наши, — мрачно пророчествовал ведун, вглядываясь в сумеречные тени над вечерней рекой. Тени, подчиняемые невесомым дуновениям ветра, сплетались в узоры, рождая замысловатые картины, найти смысл в коих мог только знающий…

— Когда? — нахмурился князь, нервно перебирая кольца на обухе топора. — И кто? Не Навьи же… Явь свиное рыло будет показывать…

— Явь… — согласился ведун. — Для Нави мы слишком сильны верою…

— Хазары или ромеи? — уточнил князь, все не дающий покоя мелодично звенящей бронзе. — И откуда угрозу ждать? Из степи, али из леса?

— Всякое может быть. Могут и вместе явиться. И скоро, великий князь, скоро… — пожал плечами ведун, сбрасывая маску ледяного равнодушия. Открывая лицо смертельной усталости. Той, от которой засыпают и не просыпаются…

— Жертвы помогут? — и тут же князь поправился. — Хотя, стали надо ставить преградой харалуг, а не резать бессловесных зверей.