Улыбка черного кота

Антон достиг гребня успеха. Ему все удавалось, все словно само шло в руки и радовало… Да, все, кроме отношений с женой и обстоятельств семейной жизни, которые настолько уже зашли в тупик, что превратились в постоянную, саднящую занозу.

А в стране началась новая и бурная эпоха — эпоха кооперативов. Открылись границы, наладилось общение с иностранными коллегами; все закрутилось и завертелось. Наконец-то появились возможности продажи и покупки научных технологий, методик, разработок, программ… Более того, впервые ученые смогли продавать не только идеи, но и собственные мозги — оптом, — и в открывшиеся шлюзы хлынули потоки отъезжающих за рубеж, готовых обменять свой интеллектуальный потенциал на заграничные гранты и зарплаты. В медицинском научном мире — как, впрочем, и в сообществе химиков, физиков, микробиологов и так далее — началось великое волнение.

И тогда интеллектуальная элита России разделилась на две категории. Одни ученые хотели работать так же, как и ранее, проводить эксперименты, исследовать, внедрять в практику, публиковаться, «удовлетворять свое личное любопытство за государственный счет», как шутили еще в советские времена. Другие же — а они тоже были учеными в полном смысле этого слова — принялись спешно учиться продавать эти самые новые технологии, разработки, установки и прочее. Менеджеры от науки, они хорошо знали достижения страны в своей области и смело бросились в рынок, откровенно презираемый их коллегами из первого круга, классическими исследователями-консерваторами.

Как-то так вышло, что Антона тянуло и к первым, и ко вторым. Как человек молодой, он рвался на большую арену, на простор мирового сообщества, а как въедливый и азартный исследователь не мог и не хотел покидать свой сугубо научный, узкий и кастовый мирок. Поэтому он мечтал совместить оба этих направления — старое и новое. Его стремление одобрял и Лаптев. Он уже видел, что из Антона со временем может получиться отличный ученый нового поколения — и менеджер, и исследователь в одном лице.

Отдел, которым руководил Антон, начал процветать, они заключили несколько крупных договоров. Появились первые, весьма большие по тем понятиям деньги. И их можно было смело тратить на оборудование, на заработную плату персоналу, на продолжение исследований. Антон уверенно повел свой корабль вперед по бурному морю научного рынка, с головой уйдя в работу.

Но, как ни старался он проводить дома побольше времени, у него это получалось катастрофически плохо. Новый график не позволял расслабиться или отвлечься ни на минуту. То были горячие деньки, страна перестраивалась, делались заготовки на будущее, и для семьи молодой ученый неизбежно превращался в воскресного папу. Многие его друзья и коллеги жили в таком же режиме, но у них были сильные тылы — нормальные жены, молодые, здоровые родители, всеми силами помогавшие им обеспечивать будущее семейное благополучие.

На Светлану опереться было невозможно. Наоборот, она постоянно создавала Антону все новые проблемы. Молодая, красивая женщина без конца жаловалась, упрекала его в невнимании, неумении жить, в том, что он не ходит по концертам и не читает модных книжек, не принимает участия в ее светской жизни, не «украшает» ее существование… Иногда Антон с грустной усмешкой вспоминал фразу из какого-то давным-давно прочитанного французского романа: «Жена вошла в семейную жизнь, как в кондитерскую, а меня представляла этаким кондитером, главная задача которого — усластить и украсить ее жизнь…» Светлана оказалась из разряда именно таких жен. Для нее муж, по сути, никогда не был авторитетом, а теперь, занятый непонятными для нее изысканиями, какими-то учеными советами, расчетами и партнерами, он окончательно потерял в ее глазах остатки былой привлекательности.

Как мужчина Антон перестал ей нравиться сразу после рождения сына. Она связывала все изменения в организме, вызванные материнством, только с тем, что позволила Антону любить себя, вышла замуж по ошибке, «из жалости», как она это называла. Вбив в голову, что спать с таким мужем для нее «одни убытки», Светлана сама убивала в себе остатки последнего хрупкого влечения к Антону. «Пусть радуется, что выносила и родила ему его ненаглядного сынка, — жаловалась она подругам. — Кому сейчас нужны такие, как он? Ограниченный человек, фанатик, трудоголик, сошедший с ума от своей науки… Да разве это муж?!»