Улыбка Джоконды. Книга о художниках

В 1887 году Репин вышел из Товарищества передвижных выставок. В письме к Савицкому он писал: «…чиновничество мне ненавистно; я бежал из Академии от чиновников – у нас возникла своя бюрократия. Я не могу… Лучше я останусь один, мне спокойнее» (28 сентября 1887).

Пожив в Москве, Репин переселяется в Петербург, затем снова возвращается в первопрестольную. Встречается со Львом Толстым. Совершает поездки за границу. И много-много работает. 25 ноября 1893 года он получает звание профессора живописи.

В России нарастал революционный вал, и Репин восемь своих картин посвятил революционным сюжетам, изображая либо арест, либо тюрьму, либо возвращение с каторги. Не всем понравился такой поворот в творчестве художника. «Жалкая гениальность, покупаемая ценой художественных ошибок, путем подыгрывания любопытству публики посредством “рабьего языка”. Это хуже, чем преступление, это – ошибка… Не ждали! Какая фальшь заключается уже в одном этом названии!..» – негодовали «Московские ведомости».

Известно: завоевать любовь всех невозможно. Когда в конце века Репин оставил темы эксплуатации и революционного брожения, да к тому же сам занялся организацией сельскохозяйственного труда в своем поместье на берегу Двины («Я здесь страшно занят. С 4 часов утра до 10 часов вечера есть масса самых разнообразных дел, которые никогда, кажется, не могут быть кончены…» – из письма к Стасову в мае 1893 года), то тут на Репина обрушился шквал упреков за якобы изменничество. А стоило Репину поместить в «Театральной газете» свои «Письма об искусстве» и выразить в них свое изменившееся отношение к живописи, как его друг Владимир Стасов буквально завопил: «Чистое ренегатство» с тремя восклицательными знаками.

Воистину, всем не угодить. Впрочем, и похвала бывает часто хуже любой критики. Как-то в сердцах Илья Ефимович по этому поводу написал: «А тут еще похвала рецензентов!!! Надо молчать, кланяться. Праздное зевание публики, ее апатичные замечания… Ах, черт бы побрал весь этот дешевый навоз, который даже в геологическую формацию не войдет, а сметется в хлам завтра же и забудется навсегда… А всякий, кто достиг в своем деле настоящего развития, кто не шарлатан, кто видит правду и не боится ее, тот может быть доволен только действительными шедеврами. А может ли он их произвести? Да, наконец, это все в области очень тонких и очень неположительных впечатлений. Ах, лучше не бередить…»

Ну что? Честь и хвала взыскательному к себе и лишенному всякой самовлюбленности Илье Ефимовичу Репину.

В апреле 1918 года Репин, живший в Куоккале, в «Пенатах», оказался отрезанным от России: Финляндия стала независимым государством. И начался 12- летний зарубежный период жизни художника. Конечно, он тосковал, но совсем не так, как представляет его биограф Софья Пророкова в жэзээловской книге «Репин» (М., 1958), что-де он читал Ленина, а в церковь ходил часто от скуки. Да, Репин относился к самодержавию негативно, но вряд ли был в восторге от советской власти и от той культурной политики, которую она вела. Не случайно в последние свои годы он обратился к библейским сюжетам: «Голгофа», «Утро воскресения», «Неверие Фомы»…

В конце 1926 года к Репину в «Пенаты» приехала целая делегация художников и литераторов, чтобы уговорить Илью Ефимовича вернуться в СССР. Приехали с письмом Ворошилова, который обещал, что государство личную жизнь художника и его близких обеспечит полностью, «а Ваша духовная жизнь, жизнь великого художника, снова сольется с жизнью титана-народа, который, выдвинув Вас в первые ряды культурных сил, вдохновлял Вас на великое творчество…»

«Письмо Ворошилова было большим событием в жизни Репина», – с пафосом пишет Пророкова. Все это выдача желаемого за действительное, чистейшая верноподданническая версия биографии художника. И дело было вовсе не в «белогвардейском окружении» Репина. Просто старик, а Репин был мудрым стариком, нутром понял, что в Советы ему никак ехать не надо. Он и не поехал. А далее болезнь, угасание и кончина 29 сентября 1930 года. Репин прожил 86 лет и 2 месяца, достаточно долго, чтобы многое понять в этом сложном и запутанном мире.

Вот вкратце канва его жизни. А теперь можно приступить к рассказу о частных моментах, о влюбленностях, увлечениях, страстях и семейной жизни Репина, – всего этого у него было в избытке.

Поиски любви

Первое раннее увлечение: Надя Полежаева. «Я был влюблен до корней волос и пламенел от страсти и стыда…» – пишет Репин в «Далеком близком». «Теперь ей уже двенадцать лет. Давно я задыхаюсь при встрече с этой девочкой, я замираю каждый раз с тех пор, как увидел ее в первый раз еще семилетней, маленькой…»

Репин был с раннего детства человеком эмоциональным, пылким, увлекающимся и язычески благоговел перед женской красотой. Этот внутренний трепет не угас в нем с годами. И, создавая свои мемуары, Репин живо вспоминал тот юный «огонь», который «сжигал его внутри».