Улыбка Джоконды: Книга о художниках

Матисс не только не погиб, но стал победителем. Переболел пуантилизмом, затем фовизмом (был даже лидером этого направления) и упорно стремился достичь внутренней гармонии, «упрощая идеи и пластические формы». В конце концов нашел свой стиль – стиль Матисса. Ему удалось добиться того, что искал Гоген, – решить проблему света, овладеть неуловимой, как выразился Морис Дени, «химерой всего современного искусства».

Особую роль в судьбе художника сыграли русские коллекционеры и меценаты живописи Иван Морозов и особенно Сергей Щукин. «Однажды он, – вспоминал Матисс о Щукине, – пришел на набережную Сен-Мишель посмотреть мои картины. Он заметил натюрморт, прикрепленный к стене, и сказал: “Я его покупаю, но мне нужно вначале подержать его у себя несколько дней, и если я смогу его вынести, то он всегда будет меня интересовать и я его • оставлю”. Мне повезло, поскольку это первое испытание прошло легко, и мой натюрморт не слишком его утомил» (беседа Матисса с Териадом, 1952).

Историческая встреча произошла весной 1906 года. Натюрморт «Посуда на столе» стал первой вещью в русских собраниях из того, что написал Матисс. Щукин покупал его картины много и охотно, последним приобретением стал «Портрет мадам Матисс».

Щукин собирал коллекцию Матисса, а вот русская публика с трудом воспринимала его живопись. Это было особенно заметно весной 1908 года в «Салоне “Золотого руна”» в Москве. И коллекционеру пришлось пробивать интерес к Матиссу и рекламировать его.

Сергей Щукин увлекся Матиссом самозабвенно, он говорил: «Матисс для меня выше, лучше и ближе всех… Ведь у него праздник, ликование красок». Коллекционер заказал художнику панно для парадной лестницы своего особняка в Знаменском переулке. 4 декабря 1910 года два огромных панно – «Танец» и «Музыка», ставшие впоследствии знаменитыми, прибыли в Москву.

Если верить воспоминаниям князя Сергея Щербатова (принадлежавшего к числу противников панно), первое время Щукин жаловался, что, оставаясь наедине с панно, ненавидит их, борется с собой, чуть не плачет, ругая себя, что купил их, но с каждым днем чувствует, как они все больше и больше «одолевают его»…

Зрелище матиссовских «Танца» и «Музыки» потрясало многих. «По тем временам это было столь необычно, что даже мы, люди искушенные, приходили в волнение. Так были смелы и необычны панно Матисса… Ну, конечно, и формы этих голых тел далеки были от форм “академических”, – вспоминал художник Сергей Виноградов. – Теперь это все стало как-то обычно и даже иногда скучновато, ну а тогда в богатой, морозной красивой Москве с чудесными пятничными щукинскими обедами, с ливрейным швейцаром – Матисс такой контраст, как сильный перец действовал».

Как создавались эти настенные фрески? «Я очень люблю танец, – рассказывал Матисс. – Удивительная вещь – танец: жизнь и ритм. Когда мне нужно было сделать танец для Москвы, я просто отправился в воскресенье в Мулен де ла Галетт. Наблюдал, как танцуют. В особенности смотрел на фарандолу… Вернувшись к себе, я сочинил мой танец на плоскости четырехметровой длины, напевая услышанный в Мулен де ла Галетт мотив…»

Художник рисовал напевая, легко и свободно, а мы смотрим на «Танец» с затаенным дыханием, настолько он завораживает и притягивает к себе. Еще миг – и сами закружимся в вихре танца…

Сергей Щукин пригласил Анри Матисса в Россию, и 22 октября 1911 года художник приехал в Петербург. Увы, Эрмитаж был закрыт, и гостя повезли в Москву.

Интересно просматривать газеты того времени, освещавшие визит художника. В основном реакция была негативная, мол, еще один «французик из Бордо». «Московская газета» в номере от 28 октября озаглавила свой материал так: «В Россию к варварам». Вот его начало:

«Право, как посмотришь на то нашествие “иноплеменников”, которое в последнее время испытывает Москва, невольно вспоминаешь Чацкого с его живучим афоризмом: “Хоть у китайцев бы нам несколько занять премудрого незнанья иностранцев”.

Пуаре со своими манекенщицами. Казадезюс со старинными инструментами. Пакен с моделями. И, наконец, герой последних дней Анри Матисс, приехавший расписывать стены в доме С. И. Щукина… Матисс за тридевять земель выписан в Москву, конечно, за огромный гонорар, исполнить живописные работы в купеческом особняке…»

И концовка как приговор:

«Творчество Матисса – это сухая алгебраическая схема, жесткая, безжизненная анатомия, а не играющая всеми красками природы красота».

И другие столичные газеты безапелляционно утверждали, что «картины матиссов не могут быть ни в каких смыслах названы художественными произведениями», это всего лишь «раскрашенные полотна» – да и только! Более того, Сергея Щукина, пропагандиста творчества Матисса, обвинили в… развращении молодежи и подрыве устоев.

Вот так, ни больше ни меньше.