Читаем Улыбка Джоконды: Книга о художниках полностью

Известность Валентина Серова росла с каждым годом, с каждым новым портретом, с каждой выставкой. Заказы сыпались обильно, в том числе и от царских особ. Неоднократно писал Серов и Александра III, и Николая II, и великих князей и княжон.

Писать монархов – удел многих русских художников. Кто только не писал и Петра, и Екатерину, и Павла, и трех императоров Александров, По все эти портреты выглядели нарядными, приукрашенными, то есть чрезвычайно парадными. Пожалуй, только Серову удалось показать, что под императорской одеждой бьется сердце простого человека, а отнюдь не богопомазанника на высшую власть.

Вглядитесь внимательно в портрет Александра III кисти Серова. Тучный и давящий человек, но в глазах читается и понимание, и сострадание. Он, конечно, сибарит и правитель, но тем не менее способен понять и проявить сочувствие к своим подданным. Не случайно, когда Серов обратился с просьбой выделить больному Врубелю дополнительное пособие, Александр III такое пособие повелел выдать. Ну разве не царь с человеческим сердцем?..

А серовский портрет Николая II (1900 год) – лучший портрет российского царя из всех когда-либо созданных. Именно поэтому он был запрятан советской властью в дальние запасники, чтобы не поколебать в народе укоренившееся представление о «Николае Кровавом». Какой кровавый? Серов представил нам простого, но незаурядного человека, считай – интеллигента, с очень грустными серыми глазами. В них боль и прозрение грядущих бед России.

В январе 1991 года в отреставрированной Третьяковке состоялась выставка Валентина Серова. Помимо знакомых картин публика увидела и ошеломленно впилась глазами в портрет Николая II. На выставке было представлено авторское повторение. Оригинал же висел в Зимнем дворце. В октябре 17-го революционные матросы с особой ненавистью накинулись на этот портрет и штыками выкололи императору глаза. Не ведали, что творили!..

И все же, будучи демократом в душе, Серов понимал, что портреты царских особ и вельмож – это лишь малая часть его художнической миссии. Куда большее удовольствие он получал, когда рисовал людей творческих, живущих напряженной духовной жизнью, к примеру Лескова. Портрет писателя получился изумительным и доставил удовольствие самому художнику.

Вскоре публика раскусила манеру Серова, поняла, что все портреты художника делятся на две категории в зависимости от того, кого изображают: на тех, кому симпатизирует Серов, и на тех, кто несимпатичен ему в той или иной степени. И вот это личное неприятие Серова многих своих моделей публика чутко уловила. Отсюда и появился термин – «злой Серов».

Все дело объяснялось просто: Серов был увлечен психологическим анализом моделей, и этот анализ безжалостно выявлял приятие или неприятие портретируемого. Характерным негативным портретом служит старуха Морозова, мать крупнейших российских заводчиков и купцов, женщина тяжелая и хитрая.

Или миллионер Михаил Морозов (отец очаровательного мальчика Мики). Серов изобразил Морозова таким, что весь его вид – и лицо, и руки, и поза, и даже одежда – кричит: «Мне все можно! Я всех вас могу согнуть в бараний рог!»

Писал Серов и пейзажи, правда не такие лиричные, как у Левитана, и не такие трогательные, как у Нестерова, но в них, в серовских пейзажах, было некое совершенство правды, и они были понятны и мужику, чего, кстати, и добивался художник. Некоторые критики утверждают, что пейзажи Серова сродни рассказам Чехова: та же беспощадная правда, лаконизм и затаенная печаль.

«Серова считают преимущественно портретистом, – отмечал в своих воспоминаниях .Александр Головин, – на мой взгляд, пейзажи его не менее прекрасны. Я всегда считал его превосходным пейзажистом; особенно замечательны у него «Riva degli Schiavoni» (Венеция) и «Via Tornabuoni» (Флоренция). В его русских пейзажах также есть глубокое понимание природы и трогательная грусть». Вновь хочется напомнить строки Константина Бальмонта – очень уж они созвучны с пейзажами Серова.

Есть в русской природе усталая нежность,Безмолвная боль затаенной печали,Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,Холодная высь, уходящие дали…

Когда Серов сам стал преподавать в Академии, в школе живописи он добивался от своих учеников прежде всего лаконизма, характерности и выразительности. Не любил тех учеников, которые откровенно подражали модернистам. Следует отметить, что Серов воспитал ряд первоклассных мастеров, достаточно вспомнить имена Сарьяна, Ульянова, Юона, Сапунова, Павла Кузнецова, Петрова-Водкина, Машкова, Судейкина, Николая Крымова…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары