Улыбка Джоконды: Книга о художниках

Именно такой «мир загадок» возникает и на картинах Сомова. Иногда создается впечатление некоторой схожести сюжетных композиций Сомова и Борисова-Мусатова: застывшие фигуры женщин, стилизованные парки, отблески воды в водоемах… Но нет, это разные художники не только по стилю, но и по мироощущению. Женщины у Борисова-Мусатова поэтичны и мечтательны, трогательны и беззащитны. У Сомова они совсем иные, за ними явственно тянется иронический шлейф. Сомов тихонечко посмеивается над своими героинями. «Вы любите и страдаете? Но и это пройдет!» – говорит художник. У Борисова-Мусатова преобладает задушевная лирика, у Сомова вылезает наружу почти гротеск.

Особенно проявился иронически-гротесковый стиль Сомова в фарфоровых статуэтках (по его моделям они были отлиты в 1905-1906 годах на императорском фарфоровом заводе). Тут уж не намеки, а настоящее буйство иронии: дамы-куколки, дамы-игрушки, карусель любви с жеманными улыбочками и тягуче-томными поцелуями.

В 1903 году в Петербурге в салоне «Современное искусство» проходила персональная выставка Сомова, на которой были представлены не только картины и портреты прошлых лет, но и образцы журнальной и книжной графики: титульные листы, виньетки, заставки, концовки, вся эта тонкая и затейливая вязь линий, графические арабески художника.

Попутно отметим, что «мирискусники», и Сомов в частности, внесли огромный вклад в разнообразие приемов художественного оформления книг и журналов в России. Они сделали журналы и книги нарядными, броскими и изящными. Достаточно лишь взглянуть, к примеру, на титульный лист книги «Театр» или книгу стихов Вячеслава Иванова «Сог агdens», как рука сразу тянется раскрыть страницы. Мастерство художника играет роль сезама в журнально-книжном мире.

Созданья легкие искусства и ума,
Труд англичанина, и немца, и француза!
С желтеющих листов глядит на нас сама
Беспечной старины улыбчивая муза, –

так писал Георгий Иванов.

Остается только уточнить, что мы говорим о труде не англичан и немцев, а о труде все же русских художников.

Сомов был искусным рисовальщиком, «истинным поэтом линии» (Бенуа), он как никто умел соединить декоративную пышность с четкой графической линией, грозди винограда – с золотом листьев, вплести фигурки в рамочки, все закрутить и завихрить. Но в то же время его сложная орнаменталистика сохраняет воздушность и легкость, в ней много красоты и ажурности. Примечательно, что, активно употребляя акварель, гуашь, золото, серебро, Сомов остается, по существу, графиком.

Впадая в искусствоведческий анализ, необходимо сказать несколько слов о Сомове как иллюстраторе книг. И в этом жанре Сомов превосходен и, разумеется, ироничен (вообще говоря, без иронии нет Сомова). Вот пушкинский «Граф Нулин». Спящая Наталья Павловна. На ее лице блуждает лукавая улыбка. Обнажены не только грудь, но и колено, розовеющее среди бело-голубых простынь и подушек.

Хозяйка мирно почивает
Иль притворяется, что спит.

У Сомова здесь все двусмысленность: спит или не спит? Ждет чего-то (кого-то) или не ждет?

Наталья Павловна спешит
Взбить пышный локон, шаль накинуть…

Пушкин – это только первая ступенька к эротической теме. Книга Франца фон Блея «Книга маркизы», вышедшая в Мюнхене в 1908 году на немецком языке, позволила Сомову развернуться почти вовсю: почти, потому что цензура изъяла некоторые сомовские листы эротического характера, посчитав их запредельными (нежная женская рука тянется к упругому мужскому достоинству).

В 1918 году «Книга маркизы» вышла в свет на французском языке в Петрограде, практически уже без цензурных рогаток. Причем Сомов принял участие в ней не только как художник-оформитель, но и как составитель текстовой антологии: он дополнил книгу, включив в нее отрывки из произведений Вольтера, Казановы, Шодерло де Лакло и других своих любимых авторов.

«Книга маркизы» и в наши дни поражает своим изощренным и утонченным эротизмом. Сам Сомов не раз подчеркивал, что главная пружина всего – эротизм, и поэтому искусство немыслимо без эротической основы.

Вернемся, однако, назад, в 1905 год, в год первой русской революции, которая не могла не сказаться на судьбе художников «Мира искусства». Любимый ими Версаль обернулся кровавым Петербургом. Вера в индивидуализм была растоптана бунтующими массами. Мечты о чистом искусстве как-то умерли сами собой.

На первых порах Сомов сочувственно отнесся к революции, считая, что она поможет народу наконец- то подняться «из колыбели», но это было какое-то общее, абстрактное сочувствие, практически же Сомов, в отличие от Лансере, Билибина, Добужинского, Кустодиева и других художников, не создал ни одного рисунка для расплодившихся в то время политических и сатирических журналов. Не захотел участвовать в раскачивании лодки?!