Улыбка Джугджура (сборник)

Побежали втроем. С первого заброса вдоль лесины, лежавшей в воде, Алешка зацепил рыбу. Она кинулась за блесной, у берега ухватила ее и тут же забилась, заходила, значит, закусила блесну. Выволок он ее довольно бесцеремонно, не по-спортивному. Щука! Большая щука таилась на отмели в тени. Второй заброс сделал Кочкин и тоже подцепил щуку, мы сразу ее увидели, к этому времени и я подошел к рыбакам. Третью щуку вытащил снова Алешка, и гордость прямо распирала парня: такая удача! Ведь в Амуре какую рыбу привыкли брать – карася-флегматика, косатку, иногда сомика или конька-губаря. Это уж зимой на подледном ловят ленков, щуку и сигов, да и то небольших.

Все загорелись азартом ловли, взбудоражились и на моторках помчались на Кресты. Ты, мол, не рыбак, так покарауль табор, а мы поспиннингуем. Кочкин к тому же решил поставить перемет и наживить крючки мальками, авось на живца скорее возьмется.

Я снова остался один. Что мне – оружие при мне, вокруг песчаная коса на километр тянется, если появится медведь, я его еще откуда увижу. Солнце сияет и печет, как в пустыне Гоби в летнюю пору, даже не верится, что так жарко может быть на Севере. Гоби я немного знаю, побывал в Монголии в сорок пятом году, хватил зноя. Трое суток пришлось ездить, почти не вылезая из открытой, вроде газика, машины. От жары и сухоты кожа на лице лопалась и на еду не тянуло – не лез в рот кусок сухой. Вот и здесь на косе так же знойно, хотя вода рядом плещется, студеная, чистая. За островом высятся горы. К реке они обращены крутыми, градусов на сорок, склонами. Местами это голые каменистые осыпи, но большей частью на них укоренилась сосна. И как только держится дерево на голом камне, откуда берет пищу для роста? Из этих склонов, пропоров их, торчат желтые скалистые останцы, острые, как клыки. Стоят они часто, огромные, потому что сосны рядом с ними карликами кажутся, и напоминают заготовки для скульптурных фигур. Вот родится новый гений и придаст им окончательные формы, а пока они лишь отдаленно напоминают человеческие фигуры.

Мне дивно на них глядеть, с удовольствием я порисовал бы эти скалы, да по жаре лезть к ним на такие крутяки, так и рисовать не захочешь, на полпути дух вон испустишь. Вот я и пристроился со своим этюдником в тени, за палаткой и забыл про время.

Вечерело, когда показались моторки. Ехали рыбаки из Джигды, время-то – суббота. Это уже не первые, многие проскочили по реке – с женщинами и ребятишками, а эти направились к нашему табору. Из одной лодки вылез эвенк с парнишкой-школьником, из двух других – русские, по виду трактористы или шоферы. Поздоровались. Эвенк тут же направился в кусты и приволок оттуда берестянку-оморочку. Русские парни достали сетку, принялись ее перебирать, высвобождать поплавки и грузила. Чтоб грузила не захлестывались в ячеях сетки, сделаны они были из проволоки в виде колец. Такие сетки я встречал не раз. С какой бы стороны рыба в нее ни ткнулась, все равно запутается. Через некоторое время эвенк с парнишкой на оморочке, а русские на моторке подались в залив. Одна из двух собак эвенка храбро кинулась за ними вплавь, другая не решилась.

Уже темнело, когда подъехали наши рыбаки. Кочкин и Лысенков ставили перемет и потеряли его, долго искали, но безрезультатно. Алешка тем временем рыбачил. Улов был солидный: ведро рыбы – ленков, и тайменей, и окуней.

– Ну, батя, – сказал он, – такой рыбалки я отродясь не видел. Что ни заброс, то рыба. Отвел душу. Буду дома рассказывать – не поверят. Ох и место…

Кочкин занялся приготовлением рыбы на свой лад: он нанизывал непотрошенных окуней на палочки и ставил их к огню. Толстая кожа окуней не прогорала, и рыба запекалась в собственном соку. «Шашлык по-майски», – говорил он смеясь. Мне больше по душе был иной способ приготовления рыбы: бочок тайменя или ленка, нанизанный на прутик и лишь слегка запеченный у огня. Эвенки на Амгуни называют такое блюдо талакой, в отличие от амурской талы, которую готовят из сырой рыбы, лишь мелко искрошив ее и сдобрив приправами – луком или черемшой, да немного солью. Не думаю, чтоб все эти блюда были вкуснее, чем обычно приготовляемые в домашних условиях, раньше сырую рыбу ели вынужденно, из необходимости сохранить в целости витамины, которых, конечно же, не хватало в рационе рыбаков и охотников. Вот и ели сырую рыбу, сырую печенку зверя, сырой костный мозг – уман, полусырое мясо, пили свежую кровь. Иначе – цинга.

Алешке так понравились печеные окуни, что он потом запекал их при всяком удобном случае.

Среди ночи вернулись рыбаки, уехавшие ставить сеть. Привезли с собой несколько бутылок вина и тут, под стопку, были доедены все окуни, а также и уха, которой наварили с полведра. Начался оживленный разговор. Я проснулся среди ночи потому, что кто-то наступил мне на ногу. Догорала оплывшая свеча, воткнутая в расщепленную палочку, красноватый свет перебегал по смуглым лицам. За палаткой была темень: глубокая ночь. Кажется, кроме меня и Алешки в эту ночь никто больше не спал, потому что рыбаки из палатки ушли перед утром, так и не прилегши, и уехали в залив.