Улыбка фортуны

Как обычно, немцы начали с артподготовки, а когда огонь был перенесен вглубь наших позиций, их пехота пошла в атаку. Оглушенный грохотом сражения, я не сразу заметил, что мой автомат не стреляет — кончились патроны. Случайно наткнувшись на ящик с голубенькими яичками немецких ручных гранат, я судорожно стал вставлять в них капсюли, выдергивать запальные шнуры и бросать в подбегающих немцев. Я так увлекся этой работой, что не заметил, как меня за плечо трясет старшина и говорит: «Кончай воевать, атака отбита». Тогда только я окинул взглядом поле перед окопами, довольно густо покрытое трупами немецких солдат, и утер рукавом пот со лба…

Первый арест

В Белоруссии же мне пришлось впервые выносить «парашу» в наспех сварганенной тюрьме контрразведки — подвела близорукость (не политическая, а самая что ни на есть естественная), я заблудился, в поисках своих попал в расположение немцев, где натолкнулся на наших разведчиков, которые в качестве «языка» и доставили меня к «своим».

Стоит ли описывать реакцию командования, когда с немецкой стороны доставили советского солдата, снабженного соответствующей документацией?

В камере со мной сидели власовцы, дезертиры и полицаи. Следствие велось довольно быстро, и каждый вечер из камеры выводили по несколько человек, после чего со двора слышалась автоматная очередь…

К следователю меня вызвали только один раз. Он спросил, откуда я попал в ту часть, которая значилась в моей солдатской книжке. Я ответил. Он начал выяснять фамилии, имена, отчества и звания моих бывших «энкаведевских» начальников, и, видимо, распознал во мне своего. Во всяком случае, прямо из тюрьмы меня направили с конвоиром ни больше, ни меньше, как служить ординарцем в особый отдел какого-то полка.

По дороге через понтонный мост мы встретили старшину из моей саперной части. Он предъявил конвоиру на меня претензии. Тот, человек служивый, следовательно, бюрократ, заявил, что он за меня отвечает, и дал адрес, где меня следует искать. В общем, только я успел помыться в бане и поужинать со своими новыми хозяевами (ординарец у чекистов должен быть человеком преданным и его подкармливают особо), как явился мой старшина с соответствующими бумагами, и снова под конвоем — «чтоб опять не убег» — повел меня в свою часть. Так бесславно закончилась моя вторичная служба в НКВД.

В части меня представили «пред грозные очи» полковника Кисилева, который сначала меня «облаял» за «дезертирство», а потом заявил, что он аннулировал ранее поданное представление меня к ордену за форсирование Днепра. Я вздохнул свободно, так как имел все основания рассчитывать на худший исход.

Поскольку я в то время был фаталистом и верил, что доживу до шестидесяти лет (теперь мне бы хотелось продлить этот срок), у меня не было оснований бояться смерти. Больше всего я боялся тяжелой работы. Функция сапера сводилась или к строительству (работа тяжелая, но менее опасная), или к минированию-разминированию (профессия, которая послужила поводом для поговорки, что сапер ошибается только один раз).

Если я имею возможность писать эти строки, не трудно догадаться, что ошибиться мне так и не довелось.

Встретившись после войны с одним однополчанином, я узнал, что ко дню Победы в нашем батальоне из тех, кто ехал с нами на фронт в начале 1943 года, осталось всего три человека (Я не в счет, так как выбыл по ранению за два месяца до окончания войны).

Разминировал я с удовольствием (возможно, сознавая, что антитезой служат земляные работы), чувство опасности приятно щекотало нервы, и меня все чаще и чаще брали разведчики для разминирования проходов в минных полях. Кончилось тем, что меня перевели в роту разведчиков.

Однажды упомянутый выше полковник Кисилев приехал вручать награды. Узнав меня, он зычно приказал командиру роты:

«А этого привязать за веревочку, а то опять сослепу уползет к немцам, и ходи потом из-за него по особым отделам». Но гнева в его словах я не почувствовал…

Теперь я с удивлением думаю, как ухитрялся впотьмах со своей близорукостью находить мины и довольно тщательно обезвреживать проходы. Интуиция? Судьба? Во всяком случае, никто из разведчиков, ползших сзади меня, не подорвался на мине.

Страх