Улыбка Горгоны

– Да! Я не Зина! И она была от меня так же далека, как ваши гектары с миллионами! Если б Зинка ожила сейчас, я б ей устроила! Она б у меня добровольно в гроб залезла!

Выдохлась. Жалко себя, родную и любимую, стало до слез. В этом городе наверняка распространилась зараза жалости к себе, не убиенную сестру жалела Вероника, а себя. Когда она это осознавала, ее тошнило от собственной слабости и становилось стыдно. Чего уже там, это отвратительное состояние приносило ощущение неполноценности.

Петя выдержал паузу, а то девушка дышала, как после длительного секса в ускоренном темпе, потом поинтересовался:

– Когда я тебя обманул?

– Когда? – Лучше б не спрашивал, ибо она получила новый заряд. – А с квартирой? Я живу в твоей квартире и ничего не подозреваю! Отмываю ее, скребу, ищу проклятые документы. Мне сказали, что квартира собственность Зинаиды.

– Значит, тебя обманул тот, кто так сказал.

– Но ты почему молчал?

– Мне есть где жить, тебе негде, а ты – сестра Зины.

– Воровки, между прочим, – неожиданно угомонилась Вероника. – Которая выкрадывала для тебя компроматы, лазая по чужим постелям, фи!

– Гошка, сукин сын, – хмыкнул Петя. – Вот народец паршивый…

– Ошибаешься, Петя, это другой информатор.

Вероника нечаянно, в запале, затронула сферу, неприятную для Ревякина, об этом вслух не говорится, тем более при свидетелях. Благо водитель Ильич и Кнопка люди, проверенные временем и обстоятельствами. Не хотелось ему раскрывать и Зинаиду, незачем было младшей сестре знать особенности деятельности старшей, но кто-то постарался изобличить ее в глазах Вероники после смерти, а покойников нужно оставлять в покое. Ревякину есть чем парировать, однако он не изменил монотонности, к тому же смутил Веронику откровением:

– Ну, да, было такое. У нас нельзя работать мирно, не дадут. Попробуй вырастить ведро картошки и продать на рынке, тебя не пустят. И когда хотят сунуться в мою сферу, я тоже туда не пускаю. А прошляпишь момент – тебя закопают, поэтому я защищаюсь, как могу, все просто.

– Куда уж проще, – буркнула Вероника. – Порядки у вас… дикарские.

– Так везде. И твои альпийские горки с камышами кто-то подсиживает, а ты борешься с этим своими методами и на своем уровне. Скажешь – нет?

Конечно, не скажет. Мышиная возня, столкновение амбиций, интриги знакомы каждому человеку, правда, смертоубийствами редко заканчиваются. Вероятно, потому, что большие амбиции дерутся за такие интересы, где светят огромные деньги. Поэтому Вероника помалкивала, нечем было крыть, помалкивала и слушала:

– Зина действительно мне помогала, выручала не раз. Склад ума у нее был мужской, характер сильный, смелости хоть отбавляй. Ну и любовь к авантюризму. Мне нужно было знать, что замышляется и кем, она выясняла, а каким образом – это уже ее работа, я туда не вторгался. Ты видела расписки, написанные рукой Зины, видела договор, поэтому должна верить мне, а не Гошкам. Мы с тобой на крючке у следака, подумай, зачем он тебя поселил в мою квартиру.

– Зачем?

– Посмотреть, что мы будем делать, он поставил опыт. Теперь скажи, что хотел от тебя Гоша?

Вероника недолго колебалась, взвесив все «за» и «против». В конце концов, Петя обеспечил ей защиту, у них равное положение – Ларичев, сволочь, обоих подозревает:

– Я записала наш ужин целиком на диктофон, который в телефоне, могу дать прослушать.

Наконец Петя удивлен, а то сидит, как сфинкс на пригорке:

– Ты и меня записываешь?

– Что ты! Насчет тебя я получила жесткие указания: в асфальт закатаешь, а я не враг собственному здоровью.

– Правильно, – удовлетворился он, после паузы проворчал: – Мне не нравятся совпадения: Гоша был в клубе, с ним пила Зина, никто не помнит, когда они ушли, а потом ее обнаружили убитой.

– Разведка донесла, что убийца сопровождал Зину, точнее, провожал. Ларичев мне говорил.

– Выходит, они были знакомы…

Теперь пауза длилась дольше обычного, до тех пор, пока чудовище на переднем сиденье не запыхтело:

– Уф, уф, уф. Как стало тихо… рай, ей-богу.

– Скажи ему, чтоб не пыхтел, – прорычала Вероника.

– Не пыхти, Кнопка, – вяло бросил Петя.

Его плечи, руки, губы… Когда Лайма прижимается к Мирону, наступает нечто типа опьянения. Она лишь потрясла файликом, мол, вот наше счастье, и с визгом повисла у него на шее, вдыхая запах кожи, целуя губы…

Но взрыв проходит, наступает утомление и возвращение в этот мир. Мирон одевался, он собирался уйти, уйти с ее добычей, а как: с ней или без нее? И стройный ряд из событий, разговоров, заметок в памяти выстроился вновь в голове Лаймы, от него захотелось избавиться, избавить может Мирон.

– Что ты собираешься делать? – был ее вопрос, это и первая фраза за сегодняшнюю встречу.

– Надо кое-куда сходить.

Лайма не заслужила скупого ответа, она перевернулась на живот, взяла файлик со стола, догадавшись:

– Понесешь это?

Он молчал. Неужели ему нечего ответить? Впрочем, ответ она поняла, нечто внутри сделало перевод молчания, как с французского или английского языка. Ответ, найденный внутри себя, ее ужаснул. Лайма села, опустив голову, потому что вдруг стало нехорошо, она произнесла тихо:

– Значит, ты знал…