Улыбка и слезы Палечка

Чешское посольство, придя в себя, двинулось по полупустой зале к выходу.

— Вином уж нынче не потчуют! — заметил Ян, обращаясь к пану Костке, и громко засмеялся.

Несколько епископов, остановившись у двери, оглянулись на нарушителя торжественной тишины.

— Жалко, не анафемствовали! — продолжал громко Палечек. — Веселей было бы… То-то мой Брадырж обрадуется. То-то залетает его бритва по нашим бородам. Он только этого и ждал, старый разбойник. Потому что, милые господа, все мы воры, еретики, разбойники и во веки веков ими останемся! И должны этим гордиться!

Тут улыбнулся и пан из Рабштейна.

На улице было светло и весело. Тысячеголовая толпа приветствовала папу, которого несли на носилках к храму святого Петра, куда он направлялся для короткой молитвы над гробом покровителя этой святыни всех святынь.

Чешское посольство медленно подвигалось среди толпы. Никто не обращал на него внимания, так как все глаза упивались зрелищем папского кортежа. Папа исчез в дверях храма, и за ним вошла в базилику его пурпурная свита. Стража с блестящими алебардами замерла у дверей.

Посольство направилось в свое римское обиталище. Но Палечек остался в толпе — ждать… Он ждал вместе с монахами и монахинями, купцами и дворянами, пирожниками и пекарями, нищими и проститутками, гревшимися здесь на солнце, как греется целые дни и недели вся итальянская земля. Многие сидели, иные легли среди луж. Матери кормили младенцев грудью, два оборванца играли в зернь.

Потом зазвонил большой колокол, двери отворились, и из храма вышла процессия, недавно туда входившая. Папская стража, ученики богословских школ с кадильницами, распространяющими голубой дым, прелаты в наглавниках и беретах, доктора в красных шапках, высокие и приземистые, люди в фиолетовом, худые и толстые люди в пурпурном и черном, люди в красных, белых и черных туфлях, люди в золотистых и серебряных облачениях, в блестящих митрах, с посохами, люди в кружевных рубашках поверх черной рясы, люди в рясах с капюшоном, маленькие мальчики в худых сапогах и стихариках, опять стража, а за ней — в блеске и чванстве — папские дворяне и на высоких носилках — папа Пий, обмахиваемый с обеих сторон павлиньими опахалами, которыми помахивали вокруг его тиары два огромных негра.

Папа, утомленный, вяло благословлял толпу слабой рукой в белой перчатке, с перстнем на пальце.

— Такой театр приятно посмотреть! — послышался за спиной у Палечка голос Матея Брадыржа. — Целый день ищу тебя, сударь, и на ум мне не приходило, чтоб ты клюнул на негров!

— Молчи, Матей, и мотай на ус…

Процессия удалялась в сторону Ватикана. Но на площади было по-прежнему полно людей, расположившихся лагерем на солнцепеке. Раздавались голоса продавцов белых булок и паштетов, люди покупали вино, которое наливали им красавицы в рубашках с открытым воротом из кувшинов в деревянные кубки, многие легли на борт бассейна спать, а над храмом, площадью и толпой кружили всполошенные голуби.

Ян вскочил на борт бассейна и подозвал Матея поближе. Потом поднял руки к небу и замахал ими. Матей повторял его движения, как ему было приказано.

Народ с удивлением смотрел на то, что делают эти двое — явно чужеземцы, судя по одежде с буквой «G» на груди. Глядел на их руки и на лица, обращенные куда-то вверх, к небу. И что это? Из уст их вылетают какие-то странные крики, как будто у птицелова, когда он подманивает птиц. Ладони чужеземцев сжимались и разжимались, двигаясь стройными кругами у них над головой, и вдруг толпа, уже вставшая на ноги и застывшая, увидела, что голуби стаей спускаются из небесного простора на землю и начинают кружить над бассейном, потом вокруг головы младшего из двух чужеземцев, который вскочил на борт бассейна и первый начал махать руками.

Зрителям были хорошо известны приемы голубятников, но такой голубятниковской штуки они еще не видели. Целая стая спустилась на воду и стала там купаться и плавать наподобие уток. Голуби так и теснились в водоеме, плеща и ссорясь между собой, потом некоторые отлетали, но опускались тут же неподалеку, на борт бассейна. Остальные продолжали гордо плавать в воде. Этого римляне ни разу в жизни не видели! Все сгрудились над бассейном, дивясь голубиному чуду. Тут чужеземец громко заговорил по-итальянски.