Улыбка химеры

Ее пальцы — наманикюренные, украшенные кольцами, лихорадочно блуждали по телу Легионера. Запутывались в волосах, ласкали плечи, скользили по свитеру, гладили грудь, живот, бедра.

Филипп давно догадался, что Жанна Марковна — не только блестящий менеджер-администратор, но и талантливая искусная любовница. Десять лет назад по ней с ума сходил отец. Потом после их бурного длительного романа, окончившегося весьма мирно и пристойно и гармонично перетекшего в слегка ироничную дружбу и крепкое деловое партнерство, у Жанны Марковны были и другие мужчины. С каждым годом бойфренды становились все моложе, а Жанна Марковна с каждой новой связью хорошела, молодела, обретала бодрый тонус и повышенный аппетит к жизни, пока...

Пока не споткнулась об Легионера. Филипп все больше убеждался в том, что каждый человек в своей жизни внезапно обо что-то спотыкается. И если это с кем-то еще не случилось, значит, все впереди. Он сам очень сильно споткнулся об одну вещь на двадцать пятый год своего существования. Знал, что и многие из тех, кто был рядом с ним, испытали нечто подобное.

Жанна Марковна в свои сорок два года после раннего неудачного брака, развода, работы сначала в универмаге, затем в торгово-промышленном кооперативе, после развала оного, знакомства с отцом, романа с ним, совместного проживания в их еще прежнем старом доме (еще при жизни матери, которая все равно ничего не соображала по причине психоза, бедняжка), после мирного расставания по обоюдному согласию, после активного участия во всех отцовских строительствах, финансовых и прочих коммерческих проектах, после рождения «Красного мака», после покупки трехкомнатной квартиры в Крылатском, строительства дачи в Юдинке, после двух удачных косметических операций, после смены прежнего любимого «Рено» на «БМВ», после отпусков, проводимых обычно в Ницце и на Канарах, — после всего этого, Цосле наполовину уже прожитой и блестяще удавшейся для женщины жизни и карьеры Жанна Марковна споткнулась об Легионера.

«Не могу жить без тебя. Выброшусь из окна, отравлюсь...»

И Филипп это ясно видел и понимал — дело было в том, что и Легионер, хоть он не признался бы в этом самому господу богу, тоже споткнулся об эту женщину. Правда, он терпеть не мог этого слова, называя его «пошлым». Предпочитал более брутальное «обрезался», отдававшее совсем уж дешевой мелодрамой. Но Легионер вообще жаловал мелодраму. И, видимо, был совсем не прочь (несмотря на все свои отчаянные «нет, нет, никогда») снова и снова разыгрывать ее в своей жизни.

Есть мужчины, думал Филипп Салютов, которым мелодрама написана на роду. Есть и женщины, которые жить без нее не могут. Когда такие люди встречаются, окружающие говорят: это судьба.

Когда Легионер начал ее раздевать, а Жанна Марковна торопливо, лихорадочно и жадно начала раздевать и ласкать его, Филипп как честный человек и верный товарищ опять же хотел ретироваться на кухню. Однако не ушел. Остался. Было немножко больно сознавать, что Легионер, оказывается, не совсем такой, каким кажется на первый взгляд. Что он способен вот так легко менять собственные намерения, отказываться от вроде бы уже раз и навсегда решенного и сказанного. Вот так без борьбы, без сопротивления сдаваться ей... таять как воск от ее умелых нежных прикосновений, ее поцелуев...

А потом Филипп вспомнил, как тетка Полина — старая, как черепаха Тортилла, — тетка Полина Захаровна однажды давно, когда он был еще студентом и впервые не ночевал дома, сказала ему, чтобы он был поосторожнее с женщинами. Потому что женщина — влюбленная, властная и решительная, если захочет, может сделать с мужчиной все. Перед влюбленной женщиной, как перед танком (тетка выбрала именно эту причудливую метафору), не устоит ни один самый крепкий, самый наглый и самоуверенный мужик.

И порой, заметила она, такая капитуляция не приносит счастья, только боль.

Много позже Филипп убедился, что тетка говорила чистую правду. И сейчас снова становится свидетелем, что истина про танк бессмертна, как сама жизнь.

"Я хочу тебя... Милый... я тебя безумно хочу...

Люблю..."

Легионер взял ее прямо стоя, полураздетую. Жанна Марковна обвила его торс ногами, облепила его как плющ. С каждым ударом, с каждым толчком его бедер она все сильнее изгибалась, откидываясь назад, обвивая его руками за шею. Казалось, они вот-вот рухнут на ковер. Она словно добивалась оказаться внизу, под ним. Чтобы Легионер накрыл ее всей тяжестью своего тренированного сильного молодого тела.

Но он выстоял. И они, кажется, кончили вместе. И, кажется, им стало очень хорошо. Затем, не отпуская друг друга, не размыкая объятий, не расплетая рук, ног, пальцев, губ, они упали на диван.

И Филипп покинул свой пост за дверью. Поплелся на кухню. Сел на жесткий узкий угловой диванчик, смотрел в темное окно на зимние звезды над зеленой шатровой колокольней, столь редкие в Замоскворечье.

Отец говорил, что в молодости и он в такие вот волшебные ночи не спал. Что же он делал?

Филипп прислушался: тихий шепот за стеной, ритмичный скрип диванных пружин, сладкий вскрик, стон...