Улыбка Мицара

— В том-то и дело, что не обычное… Если бы я знал, что они собираются делать…

Звездолетчики с напряжением следили за экраном. На панели загорелся зеленый огонек.

— Докладывает главный ЭЛЦ. Скорость корабля сто тысяч километров в секунду… Скорость девяносто семь тысяч… Скорость девяносто три тысячи… Скорость восемьдесят семь тысяч… Курс корабля изменился на две секунды…

— Тяга? — с волнением спросил Тарханов.

— Тяга нормальная. Антивещество поступает в нормальных дозах.

— Слушай меня, ЭЛЦ! Управление беру на себя. Управление беру на себя. Скорректировать курс корабля. Восхождение двадцать секунд.

— Есть восхождение двадцать секунд.

Скорость корабля продолжала падать.

— По местам, друзья. Через пять минут начнем ускорение.

Тарханов опять соединился с главным электронно-вычислительным центром:

— Расстояние до планеты?

— Ноль пять парсека.

Ровно через пять минут Тарханов дал в дюзы двойную порцию антивещества. Это было рискованно при такой громадной массе покоя корабля. Но Тарханов вынужден был пойти на этот риск. Перегрузка вдавила его в эластичное кресло. Он посмотрел на обзорный экран. Белый рой не маячил впереди корабля. «Освободились», — с облегчением подумал Тарханов. Постепенно тяжесть в теле прошла. Он придвинул к себе бортовой журнал и записал:

«Тринадцать часов двадцать пять мин. кор. вр. С помощью ускорения сбито скопление белых шаров».

В центре обзорного экрана снова появилось изображение Лории, куда долгие годы пробирались земляне…

В звездолете наступили «мирные» дни. Каждый занимался своим делом. Вахта за вахтой проходили без особых происшествий. В один такой «мирный» день Тарханов застал астроботаника в оранжерее, возле яблонь, стелющихся на полу и усыпанных крупными плодами.

— Через месяц будем собирать яблоки, — сказал астроботаник.

— Примут ли нас инопланетчики с нашими дарами? — спросил командор.

— Должны, командор. Мы несем дары мира и дружбы.

После нападения белых шаров этот вопрос часто обсуждался в звездолете.

— Я бы не сказал, что планета встречает нас с распростертыми объятиями, — сказал кибернетик во время обеда. — Шары это первое предупреждение.

— Вы не правы, — сказал астроботаник. — Высшая форма жизни всегда разумна. А высший разум всегда стремится к всеобщему счастью.

— Вы, как всегда, преувеличиваете значение слова «счастье» и все меряете по земным масштабам. Почему вы не допускаете мысли, что существует жизнь, где нет места эмоциям и чувствам, в которых коренится слово «счастье»?

— Ну, допустим.

— Нужно ли этому высокоорганизованному Разуму то, что дорого нам, — любовь, счастье, страдания, борьба? Захотят ли они принять эту нашу жизнь? Не потому ли они выставили нам навстречу белую ораву. Ораву, которая может замедлять и менять курс такого суперзвездолета, как «Уссури». Какой же колоссальной силой она обладает и что это за сила? Откуда? И как высоко должен быть здесь организован Разум, если он владеет такой силой?

Тарханов открыл бутылку вина. В салоне разнесся запах фруктовых садов. Все заулыбались. У каждого, очевидно, в памяти возникли картины раннего земного лета. Тарханов сел за рояль, — хотелось немного отвлечься от дум об этих странных шарах, внезапно появляющихся и внезапно исчезающих. Будут ли еще встречи с ними?..

Постепенно музыка увлекла его, ему казалось, что он находится на Земле и где-то рядом с ним шумит сад или медленно вздыхает море. Потом ему казалось, что он находится в гроте и ищет Наташу и никак не может найти ее. Внезапно он почувствовал на своих плечах какую-то тяжесть, будто навалили десятипудовые гири. Он обернулся. Это кибернетик давил его плечи железными руками.

— Командор, тебе следовало остаться на Земле.

Тарханов долго смотрел на инженера. Годы совместного путешествия ни на йоту не сблизили их. Перед стартом Тарханова предупредили, что кибернетик слишком долго пробыл в космосе, но он не придал этому значения. Даже был рад, что на звездолете будет человек с несгибаемым железным характером и большим опытом космических полетов.

— Вы когда-нибудь и кого-нибудь любили в жизни, инженер? — Легким движением Тарханов сбросил с плеч тяжелые руки кибернетика.

Кибернетик снисходительно посмотрел на Тарханова и улыбнулся:

— Не знаю, командор. Да и к чему этот вопрос?

Тарханов все еще глядел на кибернетика. Ростом инженер был, вероятно, не менее ста девяноста сантиметров. Но бросался в глаза не его рост, — бросалась в глаза его какая-то первобытная упругая сила. Она была в его широких плечах и широкой груди. Он крепко стоял на ногах. Ступал по звездолету твердо и уверенно. Каждое движение мускулов — пожимал ли он плечами или стискивал в зубах сигарету — было полно решимости и казалось проявлением избыточной, бьющей через край силы. Но за этой внешней силой, пронизывающей его движения, пробивалась другая — внутренняя, интеллектуальная сила. И трудно было определить, которая из них главенствует.