Улыбка Мицара

— Я верю в теорию Тарханова о существовании цивилизации на Лории.

Свет в зале погас. Во всю стену засветился экран. Комментатор объявил:

— Планетарные маршруты Игната Луня. Прошу обратить внимание на посадку космоплана на Меркурий. Управлял кораблем Игнат Лунь. По десятибалльной системе оценок он получил наивысший балл — десять. Картины штурма Полюса недоступности Венеры. Жизнь на Венере. Экспедиция на Юпитер. Управляет кораблем Игнат Лунь. Сорок восемь полетов за три года. Средний балл — девять и семь десятых…

Козырев махнул рукой, и экран погас.

— Я предлагаю утвердить Игната Луня командором галактического звездолета, — сказал он, обращаясь к членам Звездного Совета. — У кого есть возражения? Вопросы? Нет. — Ученый протянул руку космонавту. — Итак, Игнат Лунь, твоя планета Лория. Звездный Совет надеется, что ты в течение года представишь обоснованный проект организации экспедиции на Лорию…

Козырев поджидал Мадию у главного подъезда Звездного Совета.

— Где мы ужинаем, дядя?

— В «Женьшене», — ответил Козырев, открывая дверцу кабины.

Через несколько минут они уже поднимались в этот небольшой ресторанчик. Козырев заказал ужин и, постукивая по столу черенком ножа, заговорил об Игнате Луне:

— Мне понравился этот человек. Он может сделать многое… Очень многое.

Мадия обрадованно прислушивалась к словам ученого. Ей почему-то вспомнился давний рассказ Козырева о себе.

Было это много лет назад. Козырев любил девушку. «Я буду тебя ждать», — сказала она, провожая его в полет. Он летел один на новом звездолете собственной конструкции. В этом испытательном полете проверялась новая аппаратура.

Потом Земля дала еще одно задание. На исследовательской станции случилась авария, и жизнь людей была в опасности. Козырев полетел к станции, находившейся на краю Солнечной системы. Шли дни, недели, месяцы… Электромагнитные бури затруднили, а потом сделали невозможной радиосвязь с Землей. Козырев оказался в полном одиночестве. Он не мог свыкнуться с ним. Чтобы бороться с одиночеством, он учился музыке и поэзии, которые казались ему самыми далекими от его профессии. Если говорить правду, он любил и то и другое с детства, но подавлял в себе это влечение: космос требовал от него всей жизни; он не имел права отвлекаться. Только теперь, в полете, он понял свою ошибку. Оказалось, гармония музыки была созвучна гармонии математики: и музыка и математика требовали глубины мысли, а часто отрешенности, абстракции, или, точнее, отвлеченности от привычного. Нет, музыка при этом не отрывалась от своей основы — жизни. Просто она воплощала жизнь в каких-то иных образах. В поэзии было другое. Поэзия, наоборот, возвращала его к самому точному восприятию всего того, что им было покинуто на Земле, и всего того, что окружало его сейчас…

Потом была работа на станции. Вернулся он на Землю только через девять лет. Любимая не дождалась его: она предпочла другого.

Припоминая историю Козырева, Мадия, видимо, пропустила многое из того, что говорил ей Председатель Звездного Совета. А он вспоминал Сантоса:

— Ты, Мадия, будешь работать с ним. Твоя теория расшифровки космических сигналов очень заинтересовала его.

— Постойте, — сказала Мадия, поднимая руку. — Я не совсем понимаю, как он, слепой от рождения, будет руководить Комитетом галактической связи?..

— Слепой? — Козырев улыбнулся. — Мадия, ты просто не следишь за новым в науке, увлекшись галактическими проблемами. Сантос с помощью своего изобретения видит.

— То есть?

— Он с помощью системы мельчайших электродов, подключенных к зрительным нервам и прикрепленных к системе миниатюрных зеркал, может видеть. И видеть больше, чем мы, — его кругозор является действительно кругозором: он может видеть и то, что происходит позади него. Это довольно просто. Даже зрячие могут воспользоваться его изобретением, хотя, — он улыбнулся, — кажется, у нас пока не возникала необходимость иметь глаза на затылке. Но это не главное. Главное — Сантос успешно разработал теорию восприимчивости импульсов.

— Я не совсем понимаю… — Недоуменный взгляд Мадии встретился с добрым взглядом Козырева. — Чтение мыслей на расстоянии?..

— Совершенно верно. Он может, нацелив созданную им аппаратуру, — кстати, с нашей точки зрения, совершенно несложную, — читать мысли человека…

— Мысли?! Но ведь это ужасно! — запротестовала Мадия. Это значит, любой из нас обнажает перед Сантосом все свои мысли, даже самые случайные, нелепо ассоциативные!..

— Ну, Мадия, не так громко, — засмеялся Козырев. — Ему вовсе не хочется читать мысли молодых женщин, хотя, — он с нарочитой шутливостью подмигнул девушке, — это и представляет интерес для некоторых молодых представителей мужского пола. — И перешел на серьезный тон. — Нет, Мадия, он полагает, что биотоки человека, усиленные соответствующей аппаратурой, могут пронзать пространство…

— Быстрее, чем свет? — Мадия откинулась в кресле, пораженная этой мыслью.

— Да.

— Но это же… Невероятно! — вырвалось у Мадии.

— Сегодня — да. А завтра?..