Улыбка Пол Пота

[БЕЛАЯ РЯБЬ]

«Мы чувствовали себя обезьянами, только что вышедшими из джунглей».

В 1949 году Мей Манн оказался в той же группе стипендиатов, что и Салот Сар. Всего двадцать один человек. Они ехали вместе из Пномпеня в Сайгон. Потом из Сайгона в Париж.

Это в Сайгоне он почувствовал себя обезьяной. Сайгон был совсем не похож на Пномпень. Центр торговли всего региона. Огромный французский порт. Пномпень же отличали тишина и спокойствие. Широкие тенистые бульвары, почти никаких машин. Реки Тонлесап и Меконг, встречающиеся у набережной, огромные, медлительные. Словно задают темп всему вокруг.

Сайгон был совсем другой.

Потом — пароход «Ямайка» в Европу. Ржавое пассажирское судно, конфискованное французской армией. Четыре недели четвертым классом. Океаны, незнакомые берега.

Приключение, о котором эти молодые люди и не смели мечтать.

Салот Сар у релинга. Ветер, солнце, качка — многих из его товарищей душит в своих объятьях морская болезнь. Салот Сару двадцать четыре, и сейчас он — один из избранных. За последние пятьдесят лет менее двухсот пятидесяти камбоджийцев получили образование за границей.

О чем он думает, оставляя этот знакомый мир ради другого, о котором только читал?

Они боялись европейских холодов, — рассказывает спустя много лет Мей Манн. Но едва ли они только об этом и думали. Как будет проходить обучение? Как они обустроятся? А может, все это казалось мелочами по сравнению с приключением, навстречу которому они плыли?

Кроме них на борту были французские солдаты, возвращавшиеся домой с Вьетнамской войны. Салот Сар сошелся с ними. Каждый вечер они давали ему кувшин вина из своего пайка, а он делился с остальными студентами.

Салот Сар отвечал за питание. Камбоджийским студентам французская корабельная пища казалась несъедобной. Когда судно пристало в Джибути, они купили лимоны и специи. То, что им было знакомо. Салот Сар — кок группы. Неожиданный талант.

Еда и вино. Его, надо думать, это вполне устраивало. Он считался человеком, ценившим блага жизни. Вивер. В Пномпене он оставил свою девятнадцатилетнюю подружку Сыэнг Сон Мали. «Королеву красоты», как ее прозвали другие мужчины. Те, что рассуждали о независимости Камбоджи. Салот Сар об этом не рассуждал. Он потягивал вино и мечтал о мадемуазель Сыэнг.

15.

На книжной полке у родителей дома я нахожу знакомую книгу. Обложка давно оторвалась, но я знаю, что на ней было написано: «Учебник истории». В том, что книжка развалилась, ничего удивительного нет. В 1970 году тогда еще совсем молодое издательство «Ordfront» печатало свои книжки в старом хлеву. Клей, который они использовали, в предыдущую зиму замерз, и книги получились непрочные.

«Учебник истории» был их первым успешным изданием, и я помню, что часто читал его в детстве. Это изложение истории в виде комиксов. Вместо королей и войн в «Учебнике» рассказывалось о простых людях и их быте с древних времен до наших дней.

Вернее, уже прошедших дней.

Последние страницы посвящены колониализму и революциям 1960-х. На одном развороте сверху нарисован транспарант: «Корея Куба Вьетнам Китай Албания».

Под ним изображена идиллическая картина: на полях трудятся люди.

Читаю:

Весь народ участвовал в освобождении своей страны. Теперь оставалось сделать так, чтобы никакие бюрократы, партийные шишки и прочие управленцы не отняли у него власть! А чтобы чиновники и клерки не думали, что они лучше рабочих, они должны каждый год какое-то время работать на фабрике или в сельском хозяйстве. Университеты и прочие высшие учебные заведения открыты для рабочих и крестьян. Крестьян не вынуждают переезжать в крупные промышленные города, как в Советском Союзе. Фабрики строятся в деревнях и маленьких городах, где и так уже живут люди.

16.

ЕСЛИ ХОЧЕШЬ РАЗДАВИТЬ ВРАГА, РАЗДАВИ ЕГО В СЕБЕ!

17.

Четверо шведов отправляются в Камбоджу в такое время, когда через границу почти никого не пускают. В страну, где хорошо смазанная машина смерти работает без остановки и перебоев, каждый день унося жизни более тысячи детей, женщин и мужчин.

Если обратиться к статистике, то на тот момент, когда самолет с шведами садился в аэропорту Пномпеня, режим красных кхмеров уничтожил 1 330 000 человек.

Имена погибших могли бы заполнить тринадцать с половиной тысяч таких вот страниц, или, если угодно, тридцать четыре книги такого же объема, как эта.

На тот момент оставалось еще 3700 свободных страниц, для пока еще живых людей, которым предстояло умереть.