Улыбка Пол Пота

Я начал учиться в 1973 году, мои родители жили тогда недалеко от Пурсата — эта область была под контролем красных кхмеров. До этого они жили в районе, который контролировался Лон Нолом, но, поскольку правительственные войска конфисковывали продовольствие и перемещали людей из одного места в другое, родители решили перебраться через границу. Потом им не разрешили вернуться. Я поехал в Баттамбанг учиться. Деревню, где они жили, контролировали красные кхмеры. Поэтому солдаты Лон Нола не приходили туда, но они пытались отвоевать себе крестьян.

Люди спрашивали меня, зачем мне учиться. Они говорили, что, когда Пол Пот победит, красным кхмерам не нужны будут образованные люди, они возьмут себе в сообщники тех, кто лоялен Пол Поту. Но мне нравилось учиться, и я не хотел быть частью этого сброда.

Раньше людям нравились красные кхмеры. Они были чутки к интересам народа. Они ни разу даже перца не украли. Когда люди собирали урожай, они приходили и помогали. Они говорили, что в будущем не будет никакого угнетения, не будет ни богатых, ни бедных, и люди верили им. Солдаты Лон Нола злоупотребляли властью. Когда они приходили в деревню, они убивали, съедали скот и насиловали девушек. Поэтому люди победили их и добровольно присоединились к красным кхмерам.

Американские бомбежки — это был ужас. Мы построили собственное бомбоубежище под нашим домом. Что-то вроде окопа, в котором мы прятались.

Сианук пытался поддержать красных кхмеров. До красных кхмеров люди были очень довольны режимом Сианука. Они хотели, чтобы Сианук вернулся. Нам было все равно.

В 1973 году я поехал в Баттамбанг учиться. Город контролировал Лон Нол. В тот день, когда красные кхмеры победили, я вернулся домой из школы и слушал радио. Сначала просто крутили какую-то песню. Но в одиннадцать они провозгласили победу и сказали, что она достигнута не переговорами, а завоевана силой. Они сказали: ничего не бойтесь, потому что страну освободила освободительная армия. Мы все были очень рады это слышать. Через три часа в город пришли красные кхмеры и велели всем дать рис военным. Владельцы лавок были очень рады, они собрали продукты и выставили их у дверей, чтобы порадовать солдат. По моим впечатлениям, новые солдаты были совсем не похожи на тех, которых я видел в своей деревне. Солдаты в деревне были честные и доброжелательные. Солдаты, занявшие Баттамбанг, — жестокие и неорганизованные. Они все очень радовались и не справлялись со своим возбуждением. Я видел, как они довольны тем, что завоевали победу с оружием в руках. Они были очень юные: шестнадцать — семнадцать лет. И, кажется, совсем необразованные.

Некоторые отняли у жителей мотороллеры и стали кататься по улицам, врезаясь в заборы и столбы. Они выросли в лесу и совсем не знали города. В основном они были из беднейших районов страны и привыкли ненавидеть образованных людей. Они очень завидовали богатым и капиталистам. Хотя Организация и учила их любить своих ближних и быть солидарными, они не умели контролировать свою злобу.

После победы я очень хотел преподавать, но красные кхмеры разъезжали по городу с громкоговорителями и призывали людей возвращаться в села, в свои родные провинции. Я пошел пешком из Баттамбанга в деревню. На трассе 5 было много людей из Кампонгчхнанга, они шли на север. Мы ложились спать прямо на дороге, и люди обсуждали кто что слышал. Кто-то говорил, что надо идти в лес. Мол, там нам поможет Организация. На дороге было много убитых солдат.

Во время эвакуации преследовали тех, кто хотел унести с собой много вещей. Красные кхмеры сказали им много не брать. Они использовали выражение соул тук, что означает «собственность». Во времена красных кхмеров не было никакой собственности, ничто никому не принадлежало. Если кто-то чем-то владеет, это называется соул тук кхнем. Например, эти очки, они принадлежат мне, они —

соул тук. Но тогда ничто никому не принадлежало.

Я не особенно радовался победе красных кхмеров, но мне сказали, что теперь настал мир и что все будут равны и так далее. Но я помнил, как мои ровесники говорили, что школ больше не будет. Я не слышал распоряжения о том, что все должны работать, я думал, что мое образование помешает мне найти работу. Но я был рад предстоящей встрече с родителями.

Когда я добрался до деревни, на мне все еще была одежда монаха. Там мне рассказали, что буддизм запретили. Я не был удивлен. Я читал книгу о Мао Цзэдуне и знал, что в коммунистических странах религии запрещены. Деревенские жители ничего не знали о последних событиях, обо всех переменах. Деревенские монахи были рады встретиться с монахами из Баттамбанга. Но это длилось лишь неделю. Потом нам сообщили о том, что религия отменена. Я еще слушал радио, у меня был маленький приемник, и как раз по радио я услышал, что красные кхмеры назвали монахов пиявками, которые только и знают, что побираются и не приносят никакой пользы. Пол Пот хотел искоренить буддизм.

Поскольку мои родители жили в районе красных кхмеров, а я пришел из города, мне не разрешили их увидеть. Нас разделили на разные категории. «Люди 17 апреля» — «новые люди», и «люди 18 марта» — «старые люди». Я жил сначала со своими братом и сестрой, а потом меня направили в мобильную рабочую бригаду. Поскольку я был студентом и жил в городе, меня, несмотря на мое происхождение, больше не считали крестьянином. В 1975-м никаких существенных изменений не произошло. Мы знали только, что коммунисты не терпят кумовства. Я жил в Пурсате вместе с мобильной бригадой. В 1976-м Организация начала расспрашивать людей об их происхождении, были ли они солдатами, студентами или гражданскими. Мы не знали, зачем они спрашивают. Меня охарактеризовали как порядочного, потому что я был монахом, и назначили ответственным в группе из восьми человек. Однако вскоре меня разжаловали, потому что начальниками стали назначать «старых людей».

Что касается мобильной рабочей бригады, то это была группа, которую постоянно перекидывали из одного района в другой, где требовалась помощь. У нас еще было немного риса и какой-то запас консервов, оставшийся от американских солдат. Мы использовали банки как мерку для еды, для риса.

1976 год выдался очень тяжелый. Пайки урезались, и мы недоедали. Мобильная бригада получала меньше продовольствия, чем остальные, а работала больше. Мы были заняты на строительстве плотины, и, поскольку еды было мало, я бежал обратно в свою родную деревню. Я попытался остаться в деревне — притворился больным и устроился на работу в столовую, где работал мой брат. Я должен был таскать продукты и удобрения — нечистоты из выгребных ям, которые мы сушили и потом раскидывали по рисовому полю.

В 1977-м умер мой отец. Он был совсем старый. Поэтому с ним обходились не так уж плохо. Мою мать спросили, не хочет ли она руководить столовой, но она отказалась. Потом она говорила с красными кхмерами и объяснила, что не привыкла есть вместе с другими людьми, а привыкла есть дома. Они не возражали. Ей давали две мерки риса в день /500 г/, ей и отцу, поэтому еды им хватало. Еще им давали рыбу и мясо, так что жили они неплохо. Они съедали половину риса, а вторую отдавали мне. Именно поэтому я и сбежал из рабочей бригады. Моя мать умерла в 1976-м. Она была старая и много болела.

После смерти родителей я вернулся в мобильную бригаду. Я был тощий, одно колено сильно распухло, я чувствовал постоянную слабость. Но даже в таком состоянии я был красавчик!