Улыбка Шакти

Пересекли лес и неожиданно вышли к тому туристическому гетто, где работал наш новый знакомый – инструктор-краевед с запорожской сестрой. Узнав, что нас выселили из заповедника, пришел в театральное негодование и сказал, что действовать нужно ва-банк. Звонить Нарендре Моди? – спросил я. Нет, для начала – главе полиции края. И, выяснив номер секретаря, передал мне трубку. На удивление, через несколько минут я уже разговаривал с начальником, договорились, что завтра он ждет нас в пять вечера. Я подготовил бумагу и на отдельном листе чертеж местности, где мы хотели бы стать лагерем. Потом еще подумал и отказался от этого визита. Ни один начальник, кем бы он ни был, хоть президентом, не даст такого разрешения. Кроме Махеша, но это необъяснимый случай.

В один из дней мы поехали с Манжу на мотоцикле в джунгли к живущему в глубине леса одному из племен адиваси, сейчас уж не вспомнить имя того племени. Тая осталась в Диканьке, готовить обед и немного разобраться с фотографиями, которые уже переполнили камеру и компьютер. Племя жило в разбросанных по лесу на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга небольших хатах, похожих на украинские курени, с земляным полом и, как ни странно, электрическим светом. Есть государственная программа помощи адиваси, отсюда и установленные там солнечные батареи, и, совсем уж вызвавшие изумление, урны на каждом шагу, которыми они, похоже, совсем не пользовались. В одной из хат – школа, там шел урок для малышей, они сидели на земле и писали в раскрытые на земле тетрадки. Присел с ними, седьмым, не считая молодой учительницы. Когда-то это племя жило охотой, теперь не пойми чем. Готовят на костре, их несколько в поселении. Куры бегают между хатами. Лесные попугаи верещат на деревьях. Некто лежал в несколько неестественной позе рядом с колонкой, где женщины мыли посуду; то ли пьян, то ли просто отдыхал. Я повидал немало разных племен, и особенно в глубинке Андхра-Прадеш и на холмах Ориссы, где выскочившие из леса мужички племени бондо приставили мне нож к горлу, когда я пытался объясниться с их женщинами, одетыми в ниспадавшие с плеч мелкие бусы, сквозь которые виднелось смуглое голое тело, а шеи охвачены металлическими обручами до подбородка. Это племя, в отличие от бондо, воинственно охранявшего свою территорию, выглядело давно уже примирившимся с компромиссной жизнью, хотя все еще удерживались на земле предков, не поддаваясь на сулящую выгоды государственную программу по отселению из заповедника. Тем не менее, Манжу неотступно ходил за мной, оберегая – иностранцев тут еще не видели.

Сафари, прогулки по округе, а всего лучше, когда, оставаясь вблизи хутора, шли вдоль рва до оленьего лаза под проволокой, проникали в заповедник, устраивались на заросшем холме с хорошим обзором и наблюдали. Однажды, перейдя ров, услышали выезжавший из-за поворота джип егерей, патрулировавших периметр заповедника. Прянули назад и скатились в ров, оцарапавшись до крови в колючих зарослях. Но нас все же успели заметить. Джип остановился. Они вышли, стоят на краю рва, вглядываются сквозь ветки, а мы лежим внизу, обнявшись. Что вы там делаете, наконец спрашивает тот, что посмелей. Целуемся, отвечаю со дна. Долгая пауза. А документы? Спросите у Махеша, говорю я, не разнимая объятий. Постояли, посовещались, уехали.

Приближался Новый год, в тот день утром вышли во двор, а у порога – нарисованный детьми узор праздничный для нас – ранголи. И корзинка с фруктами от семьи Манжу. Солнце встает в дымке, а по черному, вспаханному, чуть сверкающему от росы полю идут слоны, на них сидят погонщики. Вошли на хутор, стоят, выше наших мазанок. Погонщики спешились, поливают слонов из шланга, подведенного к цистерне. Рядом детское белье сушится на веревке, женщины моют посуду, слоны переминаются, кивая, мы сидим на нашем крылечке, смотрим, и так хорошо на душе от этой будничной фантасмагории.

Манжу поехал в районный центр привезти нам козлятины для новогоднего гриля на костре, который мы собрались развести ближе к полуночи у нашего лаза в заповедник. Что и сделали, вернее, я, без Таи, она осталась в нашей светелке. Так, похоже, и встретим Новый год порознь. В этот раз совсем уж несуразный повод. Увидела, как я фотографировал ту длинноволосую девочку, снова затеявшую шумное плесканье с детьми у кадушки. Даже не голая на этот раз, в трусиках. Я вдали стоял, снимал с приближением. И что? И все. Черт его знает, что в ее голове творится. Вот все вроде хорошо, потом вдруг – щелк, и все. Мало мне подозрений на связь с Зубаиром, теперь еще и это. Хотя причина может вовсе и не здесь быть. Как и у меня, когда вдруг резко ей отвечу.