Улыбка смерти на устах

Народу в баре полно, хоть до вечера еще далеко. На высоком табурете рядом со мной оказывается девушка, улыбается призывно. Я осклабливаюсь в ответ, бросаю: «Гутен таг», – почему-то кажется, что она – немка. Да, поприветствовать, но ничего больше. Сейчас не до девчонок. Главное – столь долгожданное первое купание.

И я, наконец, бросаю полотенце на свободный топчан и бегом, чуть не вприпрыжку, словно в детстве, кидаюсь к морю.

Влетел, вздымая буруны, прыгнул, поплыл.

Нет, ничего лучше моря нет. И я всякий раз убеждаюсь в этом. Всяческие эрзацы – речка, ванна, бассейн – не более чем жалкие заменители. Море – это да. Море – это вещь.

И первый раз в году погрузиться в него – все равно как впервые возлечь с любимой женщиной. С той самой, недостижимой – искренней, понимающей. Принимающей тебя всего – без остатка, любого, со всеми твоими недостатками, сложностями, пунктиками и тараканами.

Скажи, сколько мужчин (и женщин) было у тебя до меня, а, море? Ты наверняка уже сбилось со счета. Мы, люди, приходим и уходим, а ты с каждым все такое же: ласковое, любящее, обтекающее, обнимающее. И я тебя отнюдь не ревную к другим.

Или же, напротив, ты гневаешься и становишься серым, сварливым, свирепым. И готово растерзать и убить. И – убиваешь!

Но сейчас ты – ласковое, мирное, податливое. Какое наслаждение – нырнуть, долго плыть под водой, мощно работая руками. А потом, на пределе дыхания, всплыть на поверхность и долго грести, чередуя брасс и кроль. А после, когда отплыл достаточно далеко – так, что люди на берегу кажутся крохотными фигурками, – лечь на спину и подставить лицо солнцу. Которое сейчас, когда я в воде, совсем не жарит и не жалит, как на суше, – а нежно, лаская, гладит щёки, лоб и нос. И кругом – тишина, покой, умиротворение. Кайф. Наверное, высший кайф, созданный природой.

И вот именно в этот самый момент наивысшего наслаждения я вдруг ощущаю сильнейшую, чудовищную боль в спине. Сначала я даже не могу понять, что происходит, настолько случившееся неожиданно, так сильно диссонирует с окружающим – с радостью, счастьем, всеобщей любовью, – что я даже и не понимаю, что творится.

Но тут страшно болезненный укол в спину повторяется. Судорога сводит все мое тело.

И только тут, после второго приступа, я понимаю, что происходит. Они все-таки добрались до меня. Значит, здесь и сейчас? А что, похоже на…

Тут третий, еще более сильный удар боли сотрясает мое тело. Я вдыхаю, но во рту отчего-то оказывается вода. Я кашляю, дергаюсь, чуть не выпрыгиваю из воды.

«Интересно, а кто меня исполнил? – отвлеченно, как со стороны, думается мне, когда боль отпускает. – Та девчонка в баре, что улыбнулась призывно? А может, тот новенький бармен? А может, привычный и любимый портье, мсье Шарль? Или, – вдруг пришло мне в голову, – та самая толстая русская тетка внизу, у стойки? И задела она меня вовсе не чемоданом – сделала укол зонтиком, как некогда Георгию Маркову^[1]. А может, это просто приступ? Нормальный, обычный инфарктик – я слишком много сегодня, на круг, выпил: в аэропорту, самолете, в такси, в лобби и теперь вот на пляже? И сердчишко просто само дало сбой? И я сейчас чуть отлежусь на этой ласковой воде и приду в себя? И спокойно поплыву к берегу?»

Но тут меня потрясает еще один приступ, я судорожно втягиваю воздух – однако вместо него в легких оказывается вода, и я снова дергаюсь, но руки и ноги не слушаются, и снова вдох, и вода заполняет все пазухи – и, наконец, я медленно начинаю тонуть.

И – последняя мысль, уже на пределе сознания: «А ведь случилось точно так, как они обещали».

Павел Синичкин

Девятью днями ранее

Июль 2019-го

Судя по интонации, с которой Римка представила мне по интеркому посетительницу, та показалась ей слишком хорошенькой.

– К вам Полина Порецкая, – крайне скептически объявила моя помощница, и в кабинет вошла действительно очень красивая девочка.

Девочка – именно так я мысленно назвал ее, хотя лет ей было двадцать пять – двадцать семь. Но при этом визитерша оказалась крайне миниатюрна: росточком чуть выше полутора метров. Маленькие красивые ручки. Точеные и исключительно правильные черты лица. «Как статуэточка!» – наверняка отозвалась бы о ней моя покойная (увы) матушка. Или заметила бы, что девчонка выглядит «интеллигентно».

Для маменьки это была лучшая похвала. Всю жизнь она мечтала, чтобы я связал себя узами вот с такой, тоненькой и аристократичной. Мне же всегда были по сердцу полнокровные, румяные, боевые оторвы. Такие, как помощница моя Римка.

Впрочем, в последние свои годы родительница моя незабвенная согласилась бы, кажется, на кого угодно. Лишь восклицала время от времени патетически: «Неужто я так и не дождусь внуков?!» Да, увы, она так и не дождалась.

Хотя посетительница оказалась совершенно не в моем вкусе, но выглядела она, надо признать, исключительно красивой.

После фигур вежливости и усаживаний я спросил девушку, что привело ее в наше сыскное агентство.