Улыбка смерти на устах

Навстречу к ней бодрой походкой шел со стороны «замка» слегка раздобревший мужчина лет пятидесяти. Судя по всему, то был хозяин дома и, стало быть, муж покойной Карагозиной – однако годился он ей в отцы: той, судя по протоколу, минуло тридцать два. Одет он был по-дачному, но стильно: льняные брюки клеш, льняная рубашка от «Лакоста». И снова ощущение дежавю посетило Римму: где-то, когда-то она уже видела это лицо – или кого-то очень похожего.

– Меня зовут Александр Карагозин, – представился он.

«Значит, это и вправду он – вдовец», – подумалось девушке.

– Пойдемте в дом, – улыбнулся хозяин.

И вот, в тот самый момент, когда он делал широкий приглашающий жест в сторону своего крыльца, Римма внезапно все поняла.

Это было подобно недостающему пазлу в сложной головоломке, когда пытаешься составить ее, а нужная деталь никак не лезет в паз, и вдруг – о чудо! – все сошлось! Или, скорее, это ее озарение можно уподобить моменту, когда ночью вдруг полыхнет молния, осветит окрестности своим мертвенным светом и ты в кромешной ночи вдруг на мгновение видишь все вокруг, и притом ясно-ясно: кусты, забор, двор, дом и отдаленные деревья леса.

Так и сейчас: Римма вдруг все вспомнила: и где встречала она этот черный «Брабус», и отчего лицо хозяина вдруг показалось ей знакомым, и как и через кого может быть хозяин особняка связан с убийствами.

Паша

После того как мой информатор полковник Саня Перепелкин прислал первые протоколы, начинавшие три различных дела об убийствах, от него вскоре пришло еще одно послание. В графе «Тема» письма значилось: quid pro quo – по-моему, единственное, что Саня усвоил из спецкурса латыни, причем очень хорошо: «услуга за услугу». Жизнь по вышеозначенному принципу ему, видать, и в карьере помогала. Впрочем, не буду Саню судить.

В теле письма открылся таймер. Секундомер вел обратный отсчет: 17 часов 58 минут 59 секунд… 58… 57… 56… Вот Саня затейник! Поставил меня на счетчик. И времени дал до завтрашнего утра. Видимо, к тому моменту я должен, как обещал, принести ему что-то существенное по делу об убийстве на телешоу. Что ж! У меня оставался туз в рукаве: разоблаченный мною (ладно, нами с Римкой) режиссер Тучков. Прикрывать его я не собирался. Но и спешить сдавать – тоже. Подожду, как и назначил Саня, до завтрашнего утра.

Пока что я решил сконцентрироваться на убийстве в Жостовском проезде – где мужика ночью задушили веревкой. Я стал вызванивать, искать следователя, ведущего дело. После пятнадцати, если не двадцати звонков в разные места мне удалось достать номер телефона, на который тот всегда отвечает. И я даже дозвонился до него. И следак удостоил меня беседы. И оказался, как ни странно, весьма любезным. Однако ничего обнадеживающего он мне не рассказал. Дело тянулось, рискуя превратиться в висяк. Многочисленные допросы и экспертизы не позволили пока даже очертить круг подозреваемых. Следователь и со мной, как я понял, оказался вежлив не только оттого, что я на Перепелкина сослался. В сущности, он тоже возмечтал хоть от меня получить какую-то зацепку. Или наводку.

Я не стал обманывать его ожидания. Перекинул ему на почту фотографию нашего подозреваемого Порецкого и его «Форда» с комментом: возможно, данный гражданин и означенное транспортное средство засветились неподалеку от места убийства. Следак пообещал заново передопросить на этот предмет свидетелей и видеорегистраторы пересмотреть.

И вот тут, как раз в этот самый момент, я вдруг понял, что я упустил и что мне надо делать – прямо сейчас, немедленно.

А как понял – выскочил из офиса, на парковке взгромоздился в свою «бэху» и рванул в сторону Киевского шоссе.

По новой хорде я выскочил на МКАД, минуя томительные светофоры на Вешняковской.

По понедельникам, да еще в летние деньки, народ предпочитал отсиживаться-похмеляться на дачах, поэтому движение было шустрым. На Кольцевой я разогнался до ста семнадцати, включил круиз-контроль и не снижал скорость до самого Киевского шоссе. А попутно прикидывал в уме – а когда информации не хватало, скашивал глаз к телефону и гуглил.

Итак, режиссер Тучков познакомился с гражданином Клибановым на последнем домашнем матче футбольной команды «Красная Армия». Это было (я справился по календарю) в четверг шестого декабря. В клубе самоубийц (как рассказал наш несостоявшийся Тарковский) он впервые оказался на выходные на следующей неделе – то есть пятнадцатого-шестнадцатого декабря. В бывшем советском санатории в Ивкине режиссер снова виделся с товарищем, скрывающимся под оперативным псевдонимом Клибанов, который произвел на него впечатление одного из руководителей и организаторов мероприятия. Потом наступил Новый год, Тучков надолго уехал в теплые края и вернулся, только когда (по его словам) «праздниками и не пахло». И снова встретился в Ивкине с Клибановым. Значит, это случилось девятнадцатого или даже, скорее, двадцать шестого января. Вот эти даты мне и нужны.