Улыбка святого Валентина

Я растерянно заморгала, вспомнив, что действительно вернулась домой вне себя от ярости, взглянув на сведения о реализации его книги в Сети. А когда прочла в журнале «Паблишерз уикли» очередной панегирик в его адрес, начала рассуждать о неспособности среднего читателя отличить подлинную литературу от пачкотни на стенах сортира в студенческом баре. Мне тогда казалось, что Питер воспримет это как мою поддержку. Он же хотел услышать от меня обыкновенную похвалу.

– У меня возникло ощущение, что я не способен что-либо сделать так, как надо. Мне стало казаться, что я теряю тебя. Но я любил тебя, Порция, и страдал от своей беспомощности и несуразности...

У меня подкатил к горлу ком. Прокашлявшись, я спросила:

– А теперь, Питер? Что сейчас тебя мучит?

Он посмотрел на меня затуманившимся взглядом.

– Теперь я, кажется, понял, что смогу сделать тебя счастливой, – хрипло выговорил он. – Я стал другим! Меня больше не терзают сомнения, смогу ли я стать твоей опорой. Я решил остаться в Трули и работать администратором в вашем книжном магазине. И искренне надеюсь, что ты останешься здесь со мной.

«Навсегда», – промелькнуло у меня в мозгу.

Я молча стиснула зубы.

Питер уставился в тарелку. После долгого молчания он добавил:

– Не знаю, хочется ли этого тебе, Порция, но коль скоро это единственное, чего я еще не попробовал, то я это сделаю.

Не помню, как мы закончили ужин и добрались до дома. Помню только, что едва лишь я захлопнула входную дверь, холодно поцеловав Питера на прощание, со мной случилась истерика. Я схватила сигарету, закурила и стала метаться по комнате.

Значит, это из-за меня он чувствовал себя неудачником!

Это я вынудила его сбежать от меня!

Я сама его оттолкнула!

И все-таки ему следовало откровенно мне об этом сказать, прежде чем уйти. А не оставлять мне весьма странную запись на титульном листе своей книги. Но теперь это уже не имело для меня никакого значения. Долгое время я не задумывалась о доле своей вины в разрыве с Питером, мои тефлоновые мозги были заняты смакованием своей беспомощности и жалостью к собственной персоне. Теперь же мне открылась ужасающая истина: я вся состою из этой проклятой антипенисовой субстанции и поэтому сама во всем виновата.

Я прикурила от окурка новую сигарету, готовясь утонуть в желчи нахлынувших горьких воспоминаний. Перед моим мысленным взором один за другим возникали все новые и новые эпизоды нашей с Питером совместной жизни.

Питер, светящийся от радости после выхода в свет своей первой книги. Питер, открывающий упаковку с сигнальными экземплярами, один из которых он вручает мне, словно Священный Грааль. Питер, заявляющий, что его не волнует, будет ли распродан весь тираж. И наконец, он же, погруженный в тяжкие раздумья и самобичевание, страдающий из-за своей самонадеянности.

Но еще больнее жалили меня совсем иные мысли – о том, что ему вовсе не безразлично то, что я его жалею. И о том, что, считая себя неудачником, он страдал больше всего именно потому, что я чувствую себя несчастной из-за его страданий.

А мне было невдомек, что я – главная причина всех его терзаний. Вот такая, оказывается, я «тефлоновая вагина».

И в этот момент меня словно осенило: а вдруг, подумалось мне, этот феномен вовсе никакое не родовое проклятие, ставшее причиной разрыва Веры и Бриджа, Мэгс и Джека, Бев и моего дедушки Генри, и не таинственное химическое соединение, а чисто психологический изъян, приобретаемый в процессе взросления? Особенность поведения, которую все «барышни» Фаллон передавали из поколения в поколение, сами того не осознавая?

– Но если это так, – продолжала рассуждать я вслух, тыча в воображаемого слушателя зажатой между пальцами зажженной сигаретой, – тогда мы можем избавиться от этой порочной поведенческой модели! Отвадить друг друга от вредных замашек! Эврика!

Я радостно рассмеялась и затушила окурок в пепельнице. Сердце мое затрепетало в грудной клетке, словно птичка, почувствовавшая скорую свободу. Я расправила плечи и глубоко вздохнула, согретая и обласканная светлым лучом надежды, рассеявшим мрак отчаяния в пыльных уголках моих мозгов. – Значит, я еще не совсем безнадежна! – воскликнула я.

И, схватив жакет, пулей вылетела за дверь, чтобы кубарем скатиться по ступеням и вихрем ворваться в «Пейдж», где я собиралась созвать экстренное семейное совещание.

Глава 10

– Молодцы, что быстро пришли! – сказала я, разливая в кружки горячий кофе для «барышень», усевшихся на стульях за барной стойкой. Магазин уже закрылся, а включить светильники в зале никто не удосужился, поэтому помещение освещалось только светом уличных фонарей.

Бев от предложенного ей кофе отказалась. Нахмурив брови, она убрала руки со стойки и положила их на колени. Вера не сводила с меня пытливого взгляда, сжав кружку пальцами, словно ей было зябко. Мэгс взяла из моих рук кружку, хотя пить кофе, как я догадывалась, не собиралась, и наградила меня своей коронной жизнеутверждающей улыбкой.

Пока все шло нормально. Я сделала глубокий вдох и объявила:

– Я собрала вас здесь, девушки, чтобы сообщить нечто чрезвычайно важное!