Улыбки темного времени. Цикл историй

Тишина. Как приятно слушать её здесь! Когда хрустальный воздух чист и свеж, и крики птиц слышны в полную силу – они раздаются неожиданно и тут же растворяются в осенних стенах леса. Редкий лист упадёт на землю, и этот звук тоже слышен от начала и до конца, будто вкус и послевкусие хорошего чая. Вот дубовый лист с шумом оторвался от родительской ветки и начал своё падение через соседние ветви, в своём последнем вальсе задевая другие листья и ягоды рябины. Заключительным аккордом его падения стал шелест о лиственный ковёр у основания дуба. Тогда он, наконец, замирал, и снова наступала тишина. Здесь, вдали от города, все звуки рождались в тишине и потому были слышны от начала до конца. Однако нисколько не раздражали, а, напротив, завораживали. Их хотелось слушать снова и снова – отчего-то внутри создавалось удивительное чувство наполненности и покоя. А запахи… Запахи хотелось вкушать, не смешивая. Аромат терпкого осеннего листа, запах опят, дружно толпящихся на пне, запахи влажной земли, печного дыма, утренней каши – всё казалось изысканным и волшебным, будучи при этом самым что ни на есть обыкновенным, каждодневным, привычным. Краски… Разве возможно их описать словами? Бархатные стволы деревьев всех оттенков коричневого, рыжая ржавчина глины, разноцветный пожар листьев, уцелевших на деревьях, красные огни рябины, серые переливы прелых прошлогодних листьев, валунов, отдыхающих полей, черные и белые галочки птиц, парящих в небе… Яркость нового бирюзового платья на фоне пустынного пейзажа, розовые щёчки младшей девочки, кремовые тона шерстистых козочек, шоколадные завитки бараньей шерсти, сочные мазки красок на петушиных перьях, пронзительная белизна гусиных шей…

«На воле всё иначе! На воле вкусно, и не может быть никакой скуки! Всё вокруг наполнено смыслом!» – размышляла Соня, покачиваясь в кресле-качалке на веранде своего деревянного дома.

Где-то неподалёку эхом разносился задорный детский смех, лай собак, окрики пастуха. Соня зажмурилась от удовольствия. Теперь не надо никуда спешить, поддаваться суете большого города, обманывать своё чутьё мириадой никому ненужных дел. Можно просто быть. Как же хорошо, Господи!

Соня раскачивалась на кресле с прикрытыми глазами, и качалка несла её, словно лодка, по волнам её памяти. Ей подумалось вдруг о девичьих годах, о напряженной работе в большом городе, откуда она была родом. Вспомнились сверхурочные, командировки, поздние возвращения домой, ночные огни столицы, дорогие кафе, флирт, магазины – непрерывная яркая карусель, в которую Соня была крепко впряжена и скакала, как цирковая лошадка, по кругу и без оглядки по сторонам. Хорошее образование в университете, языки, приличная должность в IT-фирме, надежды её родителей – сейчас это всё казалось чужим сном, а вовсе не её жизнью. Но тогда Соня просто бежала, быстрее и лучше всех, как хотели мама с папой, бежала по инерции, набирая обороты от одобрений окружающих. Бежала долго, слепо, не разбирая дороги. И внешне, по меркам современной жизни, она была очень успешной. То есть хорошо оплачиваемым работником в модной сфере, с престижным образованием, приятной внешностью и амбициями.

Эти самые амбиции подхлёстывали её и гнали вперёд, только вперёд, звуча в голове папиным голосом. Отсутствие личной жизни, глянцевый флирт на работе не в счёт, почему-то никого не смущало: девушка ведь работает, она занята, успеется ещё! Однако, когда Соня подошла к 30-летнему рубежу, разговоры сменились на резко противоположные, будто подошел срок её годности. Все вдруг вспомнили, что она – женщина, и у неё должна быть семья и дети. Причём немедленно и в строго определенном количестве. Давление присутствовало в каждом дне. Начиналось оно с невинных утренних шуток на работе, продолжалось в переписке с подругами в течение дня и завершалось мощными аккордами маминых звонков и обедами с родственниками по выходным. А ночью Соня лежала без сна и прокручивала в голове самые обидные шутки о её незамужности. Слово незамужность как-то слишком хорошо рифмовалось с ненужностью. Почему всё так? Может, потому что сначала она соответствовала одним требованиям, теперь поступили другие? Но где во всём этом перечне она сама? Просто сама? Что хочется ей самой? Тупиковый вопрос заканчивался слезами в подушку, ведь Соню учили быть хорошей девочкой и делать то, что должно, а вовсе не то, что хочется. И сонино «хочется» попросту растворилось во времени… Так грустно и тоскливо ей ещё не было никогда в жизни!