В этом стремительном и обеспеченном времени, в этой светлой эпохе, часто противопоставляемой «тёмному 20-му веку», работать приходилось ещё больше, быстрее и сосредоточеннее, а также быть гибким настолько, чтобы молниеносно переключаться между задачами, людьми и обстоятельствами. Для этого ещё с детского сада, обязательного для всех детей с одного года, детей тренировали в стрессовых условиях: частая смена воспитательниц, поздний приход мамы, отложенное реагирование на плач и прочее. Всё было направлено на то, чтобы вырастить удобного, лишенного индивидуальности и привязанности члена общества. Потом начиналась школа. Здесь были свои испытания – тренировка коллективными высмеиваниями, альтернативный буллинг, а также частая смена факультативных предметов, чтобы ни в ком не укоренилась идея, что он особенный или имеет какие-то выдающиеся способности в определенной сфере. Главными критериями успеха были покладистость и стрессоустойчивость. Само собой, к институту подходили уже полностью подготовленные члены общества. В вузах учились только те, кто прошел отбор и мог работать на нескольких работах одновременно. В качестве поощрения в этой искусственно выстроенной системе использовался сахар и его производные. Плачущему малышу в годик давали сладкое печенье, не сразу, конечно, в школе для мотивации учащихся пекли специальные кексики с добавлением успокоительного. А с 18 лет уже каждый мог посещать специальные сладкие бары и пробовать там весь спектр вкусов в разнообразных кондитерских изделиях.
Аглая застряла на фазе любви к кексикам. Она всегда немного отличалась от других детей. В ней словно была какая-то природная воронка недостачи любви, которую она пыталась компенсировать всеми известными способами. В школе это были кексики. Она доедала их за другими, просила добавки, льстила учителям – словом, добивалась их любыми способами. Ей никто не отказывал, пока наружу не вспыла нелицеприятная правда: успокоительные школьные кексики действовали на Аглашу крайне возбуждающе. Она радовалась, как молодой олень, и носилась по школе, сбивая всё на своём пути. Её взвинченность доходила до того, что она наедалась кексиков до беспамятства и ломала школьное имущество, о чём потом почти ничего не помнила.
Конечно, кексики ей запретили. Вместо них ей выдавали 5 граммов мёда или варенья. Аглая страдала, истерила, переставала учиться, бунтовала. Но система в лице школьной медсестры и участковых врачей была неумолима. В её медицинской карте теперь красовался жирный штамп «непереносимость». Поэтому и дома боялись дать ей что-то лишнее, чтобы не получить чёрную галочку из школы за очередной Аглашин дебош.
Всё изменилось, когда Аглаше исполнилось 18 лет, и она по настоянию родителей поступила в университет. Там она быстро нашла единомышленников-кексопоедателей, и вместе они пускались во все тяжкие в ближайшем сладком баре. Ведь только специальные бары и магазины могли распространять сладкое. Больше нигде его было не достать. Государство снабжало граждан сладкими радостями, и оно же контролировало их потребление. Поэтому друзья ни в чём себе не отказывали: начинали они непременно с нежных ванильных кексиков с легчайшей глазурью сверху, затем переходили к фруктовым вкусам вроде клубники или чёрной смородины, и завершали всегда мощными аккордами крем-брюле, карамели и шоколада. Запивалось всё это великолепие приторными молочными коктейлями, какао и замысловатым кофе. После, весёлые и развязные, они выходили на танцпол и выпускали там все свои переживания наружу. Друзья держались до самого утра, а потом шли встречать рассвет. И так каждый вечер пятницы.
Это беззаботное время в жизни Аглаши продолжалось до тех пор, пока она не влюбилась. По уши и совершенно безответно. Она вновь сделалась замкнутой, неразговорчивой и ушла в себя. Кексовечеринки уже не радовали её так, как раньше. Ведь ей хотелось, чтобы предмет её обожания танцевал с нею всю ночь, веселился и говорил, какая она красивая и необыкновенная. Однако это было невозможно. Потому что он был её старшим тьютором в университете и был счастливо женат. Это и подкосило Аглаю, уведя её от невинных совместных поеданий разных кексиков. Теперь она предпочитала сладкий бар на другом конце города, ездила туда одна и каждый раз влипала во что-то неприятное. Одним вечером она так переела шоколадных кексов с пометкой «самый сильный эффект», что устроила погром за барной стойкой и даже ввязалась в драку. После этого она и попала на учёт кексоголиков и обязана была посещать специальный клуб для таких, как она, работать с психологом и раз в месяц ходить к врачу, предоставляя справку об успешно сданных анализах. Всё случилось почти перед самой защитой диплома, поэтому на кафедре её дело осторожно замяли, не без вмешательства её родителей. Теперь они тоже ей пеняли на её невменяемость и постоянно напоминали, что сама она ничего не может, даже справляться с жизнью без дебошей.