Улыбки уличных Джоконд

– Знамо так. Я хучь и седобородый, да пока еще в силе, бабу-то могу поднять. Хотя, прямо скажем, тяжелехонька была, одежа-то намокла вся наскрозь.

– Здесь вы ее на причал опустили. – Филиппов ткнул пальцем в еще непросохшее пятно у самого края. – А потом, как я вижу, на руках отнесли наверх. Не волокли тело?

– Истинно так. – Сторож осенил очередным знамением сивый рот.

Владимир Гаврилович склонился и начал пристально разглядывать доски под ногами. Помощник последовал его примеру, отойдя в противоположный угол. Двигаясь параллельными курсами, сошлись у того края помоста, что упирался в деревянную береговую подпорку. Филиппов присел на корточки, достал платок и потер одно из темных пятен на посеревшей от времени и близости к воде древесине. Белая ткань испачкалась чем-то темно-бурым. Сыщик поднес руку к носу и почувствовал знакомый железный запах – на платке была кровь.

– Павел Евгеньевич! – задрав голову, крикнул Владимир Гаврилович. – Будьте любезны, спуститесь к нам со своим чемоданчиком!

Пока Кушнир семенил к ним по лестнице, часто перебирая короткими ножками, Константин Павлович внимательно разглядывал деревянную стену.

– Царапины, Владимир Гаврилович, – указал он на длинные борозды, вычерченные на серых бревнах. – Похоже, от ножа. И тоже кровь.

Филиппов кивнул, обернулся к тяжело дышащему доктору:

– Павел Евгеньевич, мы тут с Константином Павловичем подозреваем, что именно здесь нашу новую знакомую и умертвили. Вы поскребите доски, соберите образцы крови – вот тут, на стенке, тоже. Необходимо подтвердить нашу догадку. А вы, Константин Павлович, пригоните сюда фотографа, пусть он потщательнее эту наскальную живопись отснимет. И карточку вот отсюда, – он постучал согнутым пальцем по раскрытому «желтому» билету, – пусть переснимет, увеличит и отпечатает нам штук двадцать. Хорошо, голубчик? А я пока пройдусь до Рождественской части, навещу Аркадия Дмитриевича.

* * *

– Дорогому гостю мое почтение! – Голос Аркадия Дмитриевича Иноверцева, «хозяина» Рождественской полицейской части, гремел радушно, рукопожатие было долгим и крепким, но в прищуренных глазах читался вопрос: «На кой черт вас, Владимир Гаврилович, в мою отчину принесло?»

С трудом высвободив правую руку из могучей длани Иноверцева, Филиппов уселся в кресло для посетителей, достал из кармана еще влажную бледно-желтую книжечку.

– Аркадий Дмитриевич, взгляните, из ваших особа? – Он протянул собеседнику заменительный билет, раскрытый на странице с фотографией. Тот взял документ двумя пальцами, развернул к свету и прищурился еще сильнее.

– Блюментрост, – пробормотал он, вчитываясь в слегка размытые буквы. – Наша. Из новеньких. Из Новгорода пожаловала в начале года, очень хорошо ее помню. Примерного поведения, хм, ну если можно так выразиться, учитывая, так сказать, специфику ремесла. Это ее выловили из речки нынче?

– Ее. – Филиппов закурил, разогнал ладонью дым и сочувственно покачал головой. – Что же это делается-то? В пяти минутах от полицейского участка так не по-христиански умерщвляют барышню, хоть бы и сомнительного образа жизни? Ах, да вы же подробностей еще не знаете. – Иноверцев развел руками и для убедительности еще покачал головой. – Дюжина ножевых ран. Чуть не освежевал какой-то изверг бедняжку. И все прямо под боком у полиции.

И без того сощуренные веки Аркадия Дмитриевича почти сомкнулись:

– Так ведь сами видели, Владимир Гаврилович, у нас же тут одни стены да заборы, не чета вашим местам. С одной стороны лавра огородилась, чисто кремль. С другой – склады. Я вовсе ума не приложу, как туда, – он подсмотрел в билет, – Анну Михайловну занесло. Обычно-то барышни наши вокруг Знаменской площади[1] промышляют, там многие и комнатки свои имеют, да и не шибко дорогих гостиниц хватает, которые по часам номера сдают. Не иначе как клиент попался не сильно денежный, не пожелал по летнему времени за номер доплачивать.

– Понятно. – Филиппов затушил папиросу и поднялся с места. Встал и Иноверцев. – Мы вот как поступим, Аркадий Дмитриевич: я к вам в огород лезть не стану, не переживайте. Но живодера этого нам сыскать нужно предельно споро. Так что вы остальных барышень, которые у вас на учете состоят, опросите крайне внимательно и пристрастно: с кем их товарка вчера вечером уходила, когда ее и кто в последний раз видел, где, одну ли? Были ли постоянные поклонники? Не было ли среди них господ с садистическими склонностями? Ну да не мне вас учить, не первый год службу справляете. И о результатах безотлагательно меня извещайте. Договорились?

Прощальное рукопожатие было не в пример мягче, но пожалуй что искреннее.

Глава 2. Сон и явь