Улыбки уличных Джоконд

Потекли одинаковые, словно стеклянные бусы, дни. Не сказать, что дел вовсе не было – народонаселение столицы не стало вдруг законопослушным: случались и разбойные нападения, и квартирные кражи, и даже убийства на почте ревности или корысти. Среди убитых за четвертую неделю июня попались и две миловидные дамы, но ни в одном из преступлений не угадывался почерк душегуба с Калашниковской набережной. Хотя на каждый случай прибывали лично Филиппов с помощником и доктором Кушниром, придирчиво, в три пары глаз, вглядывались в раны, но Павел Евгеньевич категорично мотал своей бородкой, и дело переходило в ведение соответствующего пристава.

Еще раз были опрошены все петербургские жрицы любви, находящиеся в городе. Отсутствующих объявили в розыск, имеющимся в наличии еще раз предъявили словесный портрет предполагаемого длиннорукого убийцы в черном пальто и пасторской шляпе. Скорее, в профилактических целях.

Раскинутая же политическим сыском широкая сеть пока никакого улова не принесла.

По прошествии недели с момента первого и, хвала небесам, пока единственного в своем роде убийства Константин Павлович Маршал испросил у Владимира Гавриловича трехдневный отпуск, так удачно устроившийся между выходным днем по случаю Рождества Иоанна Предтечи и ближайшим воскресеньем. Отпуск этот потребовался ему для того, чтобы все-таки навести некую определенность в своем полухолостом положении. Ибо на этом фронте ситуация сложилась довольно странная и для ответственного Константина Павловича не вполне комфортная.

Занятый службой, Маршал покидал квартиру рано, возвращался поздно. Утром его неизменно ждал волшебный завтрак, но в одиночестве – Зина успевала все приготовить до его пробуждения и убежать до его выхода в столовую. Вечером же накрытый стол теперь всегда уходил на второй план, обед сильно простывал, уступая место иным человеческим нуждам, но в такие моменты – весьма приятные, но к вдумчивому разговору никак не располагающие – также ничего разрешить не удавалось. А совместно принимать пищу и уж тем более оставаться на ночь в квартире Константина Павловича Зина отказывалась наотрез. Несколько раз, собрав в кулак всю волю и решительно задрав подбородок, Маршал пытался предотвратить предобеденное действо, силясь завести разговор о женитьбе или хотя бы совместном проживании. Но едва ль найдется во всем свете хоть один здоровый мужчина, умеющий сохранять здравость мысли и твердость характера под воздействием нежных женских рук и мягких, жаждущих ответного движения губ.

Лишь однажды проскользнула полунамеком тема общего будущего. Уже после того, как он перестал именовать горничную по имени-отчеству и вручал ей второй ключ от квартиры, Зина, принимая, натянула колечко, на котором висел сам ключ, на безымянный пальчик и улыбнулась:

– Почти впору. Вот и обвенчались.

И хлопнула дверью прежде, чем Маршал смог придумать что-либо в ответ.

Теперь же подготовился Константин Павлович основательно – заказал на вечер хороший столик в «Дононе», не в зале, а в саду, чтобы можно было спокойно поговорить. Ресторан был выбран даже не столько из-за статуса, сколько из-за стратегического расположения – Зина обычно доезжала из дома на «пятом» трамвае до Мойки и шла на квартиру к Маршалу нечетной стороной. Расчет был на то, чтобы встретить ее на Певческом мосту и, воспользовавшись ее неминуемым замешательством, утащить в ресторан. Уж оттуда она точно не сбежит, постесняется.

В начале пятого, заняв пост ровно посередине моста (вдруг Зина решила бы пойти по другой стороне), Константин Павлович, прикрывшись свежим выпуском «Петербургской газеты», изготовился ждать. Самым сложным в этом занятии оказалось не отвлечься на чтение, ибо в главной статье номера описывались очень волнующие Маршала события переворота в Тегеране.

К счастью, описания новых злоключений юного шаха закончились как раз вовремя – подняв в очередной раз глаза над газетным листком, Константин Павлович увидел Зину, довольно споро идущую вдоль линии домов. Порыв летнего ветра приподнял полы ее шляпки, она ахнула, прижала рукой головной убор – и ахнула во второй раз, увидев сворачивающего на ходу газету Маршала. Тот же, воспользовавшись изумлением и растерянным состоянием девушки, заложил ее руку за свой локоть и направился в знакомую арку.

Пройдя вслед за распорядителем к столику, Константин Павлович взялся за спинку стула. Зина, поняв, что момент для бегства упущен, обреченно опустилась на затянутое полосатым атласом мягкое сиденье. Тут же подлетел официант-татарин в черном фраке и с шелковым бантом на короткой шее и затараторил:

– Константин Павлович, добрый вечер. Настоятельно рекомендую лангусты – наисвежайшие, сегодня утром на льду доставили. Само собой, отменные раки по-бордоски, ваши любимые. Суп «Пьер ля Гран» оставили в меню после академических обедов…

Маршал остановил словоохотливого служителя:

– Ты вот что. Принеси нам бутылку «Поммери». И сельтерской. Даме «Сюпрен де войяльс» и шарлотку «Помпадур», а мне котлеты по-царски. И закусок поставь каких-нибудь. Лангустов своих давай.