Улыбнись мне, Артур Эдинброг (СИ)

Артур, облачённый в переливающийся как рыбья чешуя тёмно-синий тренировочный комбинезон, растянул между руками какое-то искрящее плетение, прокричал несколько слов, а после хлопнул в ладоши и пронзительно свистнул. Я смирно стояла рядом. У меня был похожий комбинезон, но светло-жемчужного цвета. Его крой казался неожиданно футуристическим, и я в очередной раз поняла, что мне нравится контрастность мира Гало. После Того Самого Катаклизма, случившегося две тысячи лет назад и откинувшего развитие Гало, некоторые науки и сферы жизни здесь сильно отставали от наших, но другие заметно опережали земные и выглядели как привет из будущего.

Прошло несколько минут после произнесения заклинания, и вдруг вдалеке из-за кромки гор показался он… Нойдич.

А именно — галианская разновидность ездового дракона. От классических земных ящеров (ну как «земных». сказочных) он отличался тем, что имел аж четыре крыла и огромные грустные глаза, чем-то напоминающие стрекозиные. А ещё он был изумительного синего цвета. Каждая чешуйка плавно перетекала из мягкого лазоревого в глубокий густой индиго.

Птица счастья, если бы она существовала на самом деле, должна была выглядеть именно так.

Семеро таких нойдичей служили университету Форван — они жили под присмотром мага-пастуха на Западном Плато, забавляясь там пожиранием овечек, но всегда честно прилетали на вызов преподавателей и старшекурсников. Эдакое бесплатное такси, которое следует только по одному маршруту: горы — Форван — горы, довольно непопулярному. Поэтому пользовались нойдичами достаточно редко. И в основном зимой: чтобы кататься на лыжах.

— Боишься? — спросил Артур, когда диковинный зверь, провыв что-то вроде приветствия, элегантно припал на передние ноги и опустил крылья, как трап.

— Еще чего! Предвкушаю! — искренне отозвалась я.

И мы с Артуром поднялись на спину зверя. Спина оказалась широкая — хватило бы места и на троих, а гребни на ней располагались таким образом, что сидеть было весьма удобно. Артур устроился спереди, я сзади, а корзинку с ланчем и лимонадом мы любовно закрепили между собой.

И приличия соблюсти, и самое ценное сберечь.

— Empacsi! — приказал Артур, и нойдич, по-птичьи курлыкнув, взлетел…

ТЫ ОЧЕНЬ ДЕРЗКАЯ, ВИЛКА

Полёт на нойдиче полностью оправдал мои ожидания.

Я, знаете ли, обожаю летать. В больших самолётах, чтобы место обязательно было у окошка, чтобы смотреть на эту крохотную дырочку, которая есть в каждом иллюминаторе, — наблюдать, как вокруг неё конденсируется воздух, будто сам «Боинг» дышит восторженно при виде бесконечных кучевых облаков, или цветущих полей Голландии, или синей роскоши Тихого океана, или — редчайшая редкость, дар богов избранным — восхитительных переливов северного сияния…

Люблю летать и на маленьких «кукурузниках». Так, чтобы всё тряслось внутри, и добродушный пилот говорил тебе, пассажирке: на, подержи штурвал, если хочешь, — и ты держишь и не понимаешь — это всё шутка? А он усмехается в усы, то ли потому, что ты веришь, что рулишь, то ли потому, что рулишь на самом деле. Помню, я так и не решила в своё время эту загадку — пришёл мой черёд пересечь салон и прыгнуть с парашютом.

Адьос, ребята!

Парашюты, собственно, я тоже люблю. Когда сначала падаешь вниз, как безумный снаряд, неучтённая бомба, и щёки треплет ветер (они действительно колышутся! Какими худыми бы ни были — развеваются, как у несчастного лабрадора, высунувшего голову из окна автомобиля), а потом — рывок!! И над тобой стремительно раскрываются метры ткани. И всё вдруг замедляется, и ты плавно тянешь стропы туда и сюда, кружишься, как небесный укропчик, и холмы заваливаются вправо, потом влево, потом стремительно приближаются. Главное — не сломать себе ноги, приземляясь.

В общем, к полёту на галианском нойдиче я была готова на все сто процентов, чем немало удивила Артура.

Мне показалось, что взгляд обернувшегося Эдинброга наполнился каким-то новым уважением, когда мы взмыли, дракон сильно накренился, выходя на одному ему ведомую воздушную трассу, и я, вместо того, чтоб завизжать, радостно взвыла:

— Шика-а-а-арно-о-о-о! А можно ещё виражей?!

Кажется, наш лазоревый транспорт понимал человеческий язык, потому что дальнейший полёт до гор пестрел мёртвыми петлями и спиралями, «бочками» и «колоколами» — в общем, всевозможными фигурами высшего пилотажа. Зелёные лужайки и синие озёра кампуса только и успевали мелькать подо мной, сменяясь поочерёдно то сизой короной гор, то бездонным колодцем неба.

Я была в полном восторге. Артур в какой-то момент весьма рискованно оторвал одну руку от гребня нойдича и быстро наколдовал вокруг нас страховочные ремни. Корзинку с ланчем трясло так, что наши яйца и яблоки грозили побиться до полного непотребства.

Но неважно!

Пронзительный день в начале июня, ледяной высокогорный воздух, весёлый дракон под ногами и мои ликующие вопли — я подозревала, что этот момент может оказаться самым счастливым за всё время моего пребывания в мире Гало.