Я питаю необъяснимую неприязнь к Стар Джоунз и ко всем остальным в телепрограмме «Мнение». Пока у меня была работа, «Мнение» мне нравилось. Я смотрела его, когда, сказавшись больной, прогуливала работу. Грешное удовольствие. Но теперь, когда дневное телевидение стало моей единственной интеллектуальной пищей и связью с обществом, я чувствую, что терпение мое на исходе.
Не понимаю, почему у них есть работа, а у меня нет. Я тоже могла бы орать. И с апломбом вещать о предметах, в которых ничего не смыслю. И изводить знаменитостей идиотскими вопросами. Дневное телевидение всегда подрывало мой дух, но отказаться от него я не в состоянии. Это такая же саморазрушающая страсть, как тяга к чипсам с сыром или к никотину.
— Радуйся, что тебя здесь нет, — выдыхает в трубку Стеф.
— Что там у вас? Кто-нибудь уволился? — с надеждой спрашиваю я.
Мне нравится воображать, что после того, как меня сократили, сотни сотрудников с факелами в руках отправились штурмовать автостоянку, опрокидывая машины начальства и требуя восстановить своих коллег.
— Где там. — Голос у Стеф убитый. — Все поджали хвосты. Да уволиться-то некогда, столько работы. Я говорила, что мне нужно написать маркетинговые проекты для восьми новых клиентов? Это только сегодня. Я за всю неделю ни разу не освобождалась раньше девяти.
— Ужас, — соглашаюсь я.
— Даже хуже. Майк посягает на наши выходные. Как будто мы мало крови отдаем компании. Теперь им нужны еще наши суббота с воскресеньем.
— Ну, бывает и похуже. Я вот сижу в плену у «Мнения».
— Учитывая, что у меня на столе груда бумаг выше Эйфелевой башни, это еще ничего, — возражает Стеф. — Черт, босс. Похоже, пришел сообщить, что сегодня мне снова придется задержаться. Я перезвоню.
Через две минуты телефон звонит снова. Это мой братец Тодд.
— Джейн, ты сегодня обещала поискать работу, — напоминает он.
Брат старше, собраннее, и ему совсем не улыбается идея поддерживать своими налогами мой затяжной простой. Тодду претит мысль, что не все служат тем же общественным идеалам, что и он. Его раздражают люди, живущие вольной, без условностей, жизнью.
— Я ищу, — вру я. Газета с объявлениями валяется на другом конце дивана. Если вытянуть шею и хорошенько прищуриться, можно разобрать одно или два.
— Если бы ты правда искала, то сидела бы в Интернете и телефон был бы занят. Хотя бы
Тодд убежден, что планирование необходимо. Как душ. В его понимании спонтанность — это когда считают в столбик, а не на компьютере.
— Я подумываю о профессии бродяги, — отвечаю я. — Подхожу по всем параметрам.
— Джейн. Давай серьезно.
— А я серьезно. Я не привередливая. Могу есть из мусорных баков.
— По-моему, это не самое ценное качество.
— Почему? Я могла бы, например, испытывать на себе новую продукцию кондитерской фабрики «Набиско», — предлагаю я.
— Ты посылала резюме?
Какая беспощадность. Но я знаю, что так Тодд проявляет свою заботу.
— Я разослала двадцать резюме и получила один ответный звонок: мне сказали, что номер факса, который я набираю, не работает.
— Может, твое резюме пора обновить?
— Тодд! Разве тебя не ждут налоговые декларации?
— Послушай, я не хочу показаться занудой, но, по-моему, тебе стоит задуматься, что делать дальше. Ты должна использовать это время для пересмотра своих жизненных целей.
Трудно пересматривать свои жизненные цели, когда ты только что потерял работу, которую даже не любил. Трудно планировать свое будущее, когда начинаешь подозревать, что все, к чему ты прикасаешься, превращается в дерьмо. Сейчас я не настолько уверена в себе, чтобы разрабатывать следующий блестящий карьерный ход, после того как моя идея завести роман с начальником не сработала.
Тодд не унимается:
— Ты должна использовать эту возможность, чтобы всерьез спросить себя: кем я хочу быть?
— Тодд, ты опять начитался детских книжек по практической психологии?
В колледже я мечтала стать новым Энди Уорхолом, но после трех уроков рисования обнаружила, что мой талант располагается где-то между Уолтом Диснеем и Шерманом Уильямсом. К тому же, вопреки распространенному представлению, выпускнику художественного колледжа никто с ходу не предлагает устроить персональную выставку в галерее и не дарит чек на кругленькую сумму от Национального фонда искусств.
— Ты хотя бы была на бирже труда? — спрашивает Тодд.
— Я думала, ты не уважаешь подачки от правительства, — парирую я.
— Но ты их с лихвой оплатила — налогами. Если ты не подашь заявление на пособие, это будет попустительство Дяде Сэму, который и так тебя обдирает.
— Я подам, Тодд, — обещаю я.
— Когда?
— Сегодня, идет?
— Вот и умница, — одобряет он и вешает трубку.
У нас с Тоддом образцовые отношения старшего брата и младшей сестры: он учит меня жить, а я не обращаю на это внимания.