Ум и воля полководца (Сталин в области пограничных явлений)

Л. Г. Антипенко Ум и воля полководца Сталин в области пограничных явлений

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ЧИТАТЕЛЯ

С тех пор, как в СССР началась перестройка, мутный поток западной литературы о И. В. Сталине и сталинской эпохе заметно пополнился трудами наших местных сочинителей. Я имею в виду «демократических летописцев» и называю их сочинителями, потому что все они заняты составлением сочинений на заданную тему и, разумеется, в строго заданных рамках. (В рамках либеральнодемократического мировидения вариации на тему о «культе личности», конечно, могут быть очень даже обширными, начиная от воспоминаний дантиста, которому приходилось лечить зубы «злодея», до рассуждений сапожников о высоте каблука в мемориальной обуви).

Было бы неблагодарным делом вступать в какую-либо полемику с мелкотравчатой критикой личности Сталина. Упоминается же она здесь лишь с тем, чтобы с самого начала предупредить читателя: взяв в руки брошюру, он не найдет в ней того, что так назойливо внедряется в его сознание почти всеми нашими средствами массовой информации. Но, с другой стороны, автор отдает себе отчет в том, сколь необычен, глубок и обширен предмет намеченного исследования и сколь трудно изложить добытые о нем знания понятным и общедоступным языком. Если мы хотим знать правду о личности Сталина и его государственной и политической деятельности, надо, не в последнюю очередь, принять во внимание суждения об этом вопросе тех жертв «сталинского режима», которые остаются в памяти народа как святые мученики. Среди них мы находим, в частности, имя П. А. Флоренского. 2б марта 1933 года, будучи тюремным узником, он завершил и передал в руки советской власти статью «Предполагаемое государственное устройство в будущем». (См. журнал «Литературная учеба», май-июнь 1991 г.).

Среди множества ценнейших указаний по улучшению государственно-политического, экономического, бытового обустройства советского общества в статье особенно выделяются строки, отдающие должное волевой личности, противостоящей революционной анархии. «Это лицо, — писал Флоренский, — на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать новое общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми».

Речь идет, однако, о «гениальной воле, которая стремится к цели, еще не обозначившейся в истории». И далее автор более четко очерчивает тип той личности, которая предугадывается в Сталине и от деятельности которой зависит будущее страны. Он пишет: «Будущий строй нашей страны ждет того, кто обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели. Все права на власть… избирательные (по назначению) — старая ветошь, которой место в крематории. На созидание нового строя, долженствующего открыть новый период истории и соответствующую ему культуру есть одно право — сила гения, сила творить этот строй. Право это, одно только не человеческого происхождения, и потому заслуживает название божественного» (там же, с. 98). Сталин, Гитлер и Муссолини одинаково претендовали на высшее право в управлении жизнью народов своих стран, но Гитлера и Муссолини Флоренский считал всего лишь суррогатами по отношению к истинному самодержцу, коему следует… «подчиняться не из страха, а в силу трепетного сознания, что перед нами чудо и живое явление творческой мощи человечества» (там же, с. 98).

Серьезный опыт исторического исследования сталинской эпохи и стоящей в центре ее личности поставил под сомнение приписываемый Сгалину атрибут «божественного права». Но никто не смог и не сможет отрицать наличия у него элементов чего-то такого, что называют демоническим или, во всяком случае, сверхчеловеческим, Речь идет о способности некоторых людей пополнять запасы своей жизненной энергии, черпая ее из запредельной области духовных явлений. Хотя эта область все еще находится во власти всевозможных оккультных экзерциций и измышлений, но в нее уже проникает свет разума, благодаря которому рассеивается мистический туман, скрывающий ее от взоров непосвященных.

Явные успехи в деле познания мистического наступили после пересмотра и расширения логического инструментария естественнонаучных и социологических исследований. Такой пересмотр стал возможен после того, как в логике начали различать черты моральной дисциплины мысли. Несколько штрихов новой логики, очерченных здесь на конкретных примерах, помогут читателю полнее охватить идеи основного текста, несмотря на все его возможные несовершенства.