Ум первобытного человека

Франц Боас Ум первобытного человека

ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ

РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Наблюдательный совет серии «Методы антропологии»

Д.А. Функ, О.Ю. Артемова, К.Л. Банников, Б. Грант, Е.С. Данилко, Д.А. Трынкина, Э. Уигет, Е.И. Филиппова, В.И. Харитонова

Предисловие

Развитие этнографии/этнологии в СССР в первые десятилетия становления новой власти не было поступательным и равномерным, точно так же, как и изменения в курсе этой власти. То, что в послереволюционной России остались ученые, у которых был огромный опыт полевой работы, которые знали не только европейские, но и локальные этнические языки и имели широчайшую сеть международных контактов – Лев Яковлевич Штернберг (1861–1927), Владимир Германович Богораз (1865–1936), Бернгард Эдуардович Петри (1884–1937), Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) и др., а также те, кто под их началом активно и не менее профессионально включался в этнографические исследования (тут могли бы быть названы десятки имен), – открывало прекрасные возможности для обучения студентов[1], выработки и реализации масштабных исследовательских программ, появления новых значимых публикаций, ведения продуктивных дискуссий и, следовательно, для развития науки. В такой ситуации появление новых переводных работ зарубежных антропологов (этнологов) совсем не удивительно: это как раз вписывалось в тот процесс развития, который я кратко обозначил выше.

В конце 1920-х и особенно в начале-середине 1930-х годов идеологическая ситуация в стране начинает меняться. Это отчетливо видно по динамике профессиональных дискуссий или, скорее, их выхолащиванию и затем прекращению, сведению возможных попыток осмысления социума (который со временем отнюдь не становится проще) к упрощенным марксистским схемам, «чисткам» в академии и вузовской науке. Замедляется динамика появления новых переводных текстов, да и они все чаще начинают сопровождаться идеологически «правильными» комментариями.

Сложное и неоднозначное время.

Тексты, включенные в настоящую книгу, впервые появились на русском языке именно тогда, в середине 20-х – середине 30-х годов. Это и стало, собственно говоря, причиной принятия решения о включении в книгу лишь трех работ Франца Боаса, а не всех тех, которые когда-либо переводились на русский[2].

Впрочем, по порядку. Кто такой Боас?

После возвращения с первой длительной зарубежной стажировки (это было ровно четверть века тому назад) мне казалось, что уж кого-кого, а Боаса-то, по крайней мере, этнологи должны хорошо знать. Оказалось, что это не так. Впрочем, это не должно было удивлять, поскольку этнография, как в то время практически везде у нас называли эту науку, должна была ходить в «этнических очках» и изучать почти исключительно этногенез и этнически маркированные пищу, жилища, одежду, хозяйственные занятия и «ранние» религиозные представления. Так было на всех кафедрах, где изучали эту науку. Исключением были отдельные преподаватели, свободно и много читавшие на европейских языках и потому способные к расширению границ мировидения у некоторых своих учеников. Но даже в лучших учебниках этнографии, а к таковым вполне можно отнести учебное пособие «Основы этнологии» под редакцией В. В. Пименова 2007 года, Боасу было уделено лишь пять фраз, из которых следовало, что он создал направление под названием историческая школа, занимался этнографическим изучением индейских племен, в том числе их языков, вел археологические раскопки и занимался физико-антропологическими исследованиями. Впрочем, нет: сказано также о том, что у него были ученики и названы некоторые их работы[3]. Хотя это было пособие для студентов первого курса, в последующем – в случае выбора кафедры этнологии как профильной у студентов была возможность прослушать семестровый спецкурс по зарубежной историографии на третьем году обучения – начитывания и разбора работ Боаса на исторических факультетах не происходило.

Если кратко и без лишних предисловий, то Франц Боас (1858–1942) – это отец американской антропологии. И не только потому, что так называли его ученики («папа Боас»), но и потому, что именно благодаря ему сложилась та самая тетрада, получившая его имя (Боасовская тетрада), определявшая суть антропологической науки все XX столетие, да, пожалуй, и сейчас тоже. Эту тетраду составляли культурная антропология, лингвистика (или, как мы сейчас более точно выражаемся, лингвистическая антропология), физическая антропология, которую в настоящее время чаще называют биологической, и, наконец, археология (с чем отечественные археологи, кажется, никогда не согласятся).